Преподобный Исаакий (в миру Иван Иванович Антимонов) родился в Курске 31 мая 1810 года в патриархальной купеческой семье, пользовавшейся неизменным уважением горожан за безупречную честность и строгий христианский уклад жизни, милосердие к бедным и благоукрашение городского храма.
Будущий великий Оптинский старец рос в обстановке любви, послушания родителям, в твердом соблюдении церковного устава и нравственной строгости. Мальчик был скромен и добр, молчалив и сдержан, но не угрюм, он не был чужд шутке, остроумен и прост в общении.
Мысль об уходе в монастырь долгие годы вызревала в душе благочестивого юноши, вынужденного помогать отцу в торговых делах. К тридцати шести годам она окончательно окрепла. Этому способствовало также поступление в монашество его старшего брата Михаила.
И вот в 1847 году, уже зрелым человеком, приняв твердое решение, он покидает отчий дом и поступает послушником в скит знаменитой уже тогда своими старцами Введенской Оптиной пустыни, в укладе которой было принято духовное окормление каждого брата у старца. И послушник Иоанн был вверен Оптинскому старцу преподобному Макарию, имя которого было известно далеко за пределами обители. Под его духовным руководством прошли годы послушания: сначала на пасеке, затем в хлебопекарне и поваром в монастырской трапезной, пел на клиросе, келейно - по благословению старца Макария; брат Иоанн был еще и переплетчиком книг. Неукоснительно выполнял он положенное всякому послушнику келейное правило, причем впоследствии, по принятии рясофора в 1851 году и пострижении в мантию в 1854 году, все более и более ревностно относился к совершенствованию своего внутреннего духовного мира, не давая себе поблажек ни в чем: был строг в понуждении себя к умному деланию, посещению монастырских богослужений и ограничивал себя в еде и отдыхе.
Избегая честолюбивых мыслей и остерегаясь поэтому всякого возвышения, исключительно за послушание своему духовному отцу, старцу Макарию, он принял в 1855 году рукоположение в иеродиакона, а затем, в 1858 году, - в иеромонаха. И по принятии сана преподобный Исаакий остается таким же скромным, искренним и открытым в отношении с братиями, каким был прежде, но еще строже и требовательнее к себе, во всем полагаясь на духовные наставления старца.
Возможно, так, в исполнении послушаний, монашеских правил, соблюдении церковного устава, в духовном совершенствовании и постепенном восхождении «от силы в силу», и прошла бы вся его жизнь в монастыре. Но Богу было угодно другое.
В 1860 году, уже тяжело больной, преподобный старец Макарий, предчувствуя близкий конец, завещает своему духовному сыну, преподобному Исаакию, перейти под руководство великого Оптинского старца Амвросия, ученика блаженного старца Макария. А еще через два года, в 1862 году, после смерти настоятеля Оптиной пустыни старца Моисея, преподобный Исаакий становится его преемником.
В течение тридцати с лишним лет ведет он монастырь, продолжая начатое еще преподобным Моисеем строительство, по тем временам немалое. Его же стараниями достраивается храм Всех святых на новом кладбище, сооружается новый иконостас в Казанском соборе и перестраивается старый во Введенском, производится новая роспись стен, строится монастырская больница с аптекой для бесплатного пользования, с церковью при ней во имя святого Илариона Великого, книжная лавка, двухэтажное здание рухлядной, достраивается водопровод, воздвигается здание новой гостиницы и множество помещений реставрируется, переделывается, поновляется и строится вновь.
Под его мудрым управлением Оптина приобретает лесные участки - так решается проблема топлива. Им же осуществляется покупка луговых земель на болховской мельнице, открывается свечной завод, поощряется разведение монастырских садов и огородов. Таким образом Оптина пустынь во второй половине XIX века становится одним из процветающих монастырей России.
Но не только хозяйственными заботами ограничивалась деятельность настоятеля. Главным для него было отечески строгое попечение об исполнении братией монашеских послушаний и устава, при этом не делалось исключения и для себя.
Уже будучи игуменом, а позже, в 1885 году, архимандритом, преподобный не совершал без благословения старца никаких монастырских дел и учил этому братию. «Отцы и братия! Нужно ходить к старцу для очищения совести», - часто повторял он. Так, благоговейно, почти до умаления себя, стоял он со всеми в очереди к своему духовнику, преподобному старцу Амвросию, и беседовал с ним, стоя на коленях, как простой послушник.
В последние годы жизни настоятеля многие скорби выпали на его долю. Особенно тяжело пережил он отъезд старца Амвросия в Шамординскую общину. «Двадцать девять лет провел я настоятелем при старце и скорбей не видел, теперь же, должно быть, угодно Господу посетить меня, грешного, скорбями», - говорил он.
Здоровье его стало заметно слабеть, и он келейно принял пострижение в схиму. Вскоре отошел ко Господу великий старец преподобный Амвросий, и на настоятеля, преподобного Исаакия, последовали тайные доносы о неспособности его, по преклонным годам и болезни, управлять обителью. И хотя братия единодушно встала на защиту своего настоятеля, силы его уже угасали. Умирал он тихо, окруженный плачущими чадами своими, которым дал последнее наставление: «Любите Бога и ближних, любите Церковь Божию, в службе церковной, в молитве ищите благ не земных, а небесных; здесь, в этой святой обители, где вы положили начало иноческой жизни, и оканчивайте дни свои». Преподобный отец наш Исаакий почил о Господе 22 августа/4 сентября 1894 года.
Это был истинный последователь той традиции старчества, которая отличала уклад Оптиной пустыни от других монастырей России, строгого послушания всей братии старцам-духовникам, независимо от сана и иерархического звания.
Вся его жизнь стала достойным продолжением духовного подвига, начатого еще его предшественником, преподобным Моисеем, и другими великими Оптинскими старцами.
Пишет Сергей Нилус о том, что сказал ему старец Иоанн Оптинский
Сергей Александрович Нилус с женой Еленой Александровной пришли к Оптинскому Старцу отцу Иоанну (Салову).
"Старец принял со свойственной ему в отношении к нам с женой радостной лаской.
Берите табуретку, - сказал он, обнимая меня, - садитесь рядом со мною.
Какие вы псалмы читаете? - предложил он мне вопрос. Я смутился: обычно на коротеньком своем, чисто мирском, не правиле даже, а правильце, я никаких псалмов не читал.
Знаю, - ответил я, - «Живый в помощи», «Помилуй мя, Боже»...
А еще какие!
Да я, батюшка, все псалмы читал и, хоть не наизусть, а все знаю; но правильце мое маленькое...
Старец перебил мое самооправдание:
Не о том я хочу вас спросить, какое правило ваше, а о том, читаете ли вы еще псалом 26-й - «Господь просвещение мое?
Нет, батюшка, не читаю.
Ну, так вот что я вам скажу! Вы как-то раз говорили мне, что на вас враг пускает стрелы свои. Не бойтесь! ни одна вас не коснется, никакой дряни не опасайтесь: дрянь дрянью и останется. Только возьмите мой совет за правило, послушайтесь: читайте утром и вечером перед вашей молитвой оба эти псалма - 26-й и 90-й, а перед ними великое Архангельское обрадование - «Богородице Дево, радуйся». Будете так делать, ни огонь вас не возьмет, ни вода не потопит...
При этих словах старец встал со своего кресла, обнял меня и с какой-то особой силой, раскатисто-звонко, не сказал даже, а выкрикнул:
Больше вам скажу: бомбой не разорвет! Я поцеловал обнимавшую меня руку старца. А он опять, прижавшись к самому моему уху, опять громко воскликнул:
И бомба не разорвет!* А на всякую дрянь вы и внимания не обращайте: что вам дрянь сделать может?... Вот, об этом-то я и хотел побеседовать с вами. Ну, а теперь идите с Господом!
И с этими словами старец отпустил нас с миром.
Я знал того человека, точнее говоря - женщину, на которую намекал старец, называя ее дрянью: к Оптинскому благолепнолиственному древу она прилепилась, как лишай, и долго ложной своей святостью и именем старцев морочила Оптинских богомольцев. Я ее понял, и она мне за то мстила, где могла. Бог с ней!.."
"И бомба не разорвет!.." Предсказание о. Иоанна (Салова) в точности исполнилось во время гражданской войны. По воспоминаниям М. В. Смирновой-Орловой, Елена Александровна рассказывала ей, что однажды, когда они с мужем ехали под обстрелом в тарантасе, рядом с ними разорвалась бомба, но их совершенно не задела.
Архангельское приветствие ко Пресвятой Богородице
Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.
Псалом 26
(говорящий о стойкости верующего в гонениях и о утешении его покровительством Господа)
Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующым, еже снести плоти моя, оскорбляющии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша. Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое; аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю. Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его. Яко скры мя в селении Своем в день зол моих, покры мя в тайне селения Своего, на камень вознесе мя. И ныне се, вознесе главу мою на враги моя: обыдох и пожрох в селении Его жертву хваления и воскликновения; пою и воспою Господеви. Услыши, Господи, глас мой, имже воззвах, помилуй мя и услыши мя. Тебе рече сердце мое: Господа взыщу, взыска Тебе лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу. Не отврати лица Твоего от мене и не уклонися гневом от раба Твоего: помощник мой буди, не отрини мене и не остави мене. Боже, Спасителю мой. Яко отец мой и мати моя остависта мя. Господь же восприят мя. Законоположи ми, Господи, в пути Твоем, и настави мя на стезю правую враг моих ради. Не предаждь мене в душы стужающих ми: яко восташа на мя свидетеле неправеднии, и солга неправда себе. Верую видети благая Господня на земли живых. Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа.
Псалом 90
1 Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. 2 Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое. Бог мой, и уповаю на Него. 3 Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, 4 плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. 5 Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, 6 от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго. 7 Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, 8 обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. 9 Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. 10 Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, 11 яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. 12 На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, 13 на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. 14 Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. 15 Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, 16 долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.
Молитва ко Кресту Господню
Огради мя, Господи, силою Честнаго и Животворящаго Твоего Креста, и сохрани мя от всякаго зла.
Иеросхимонах Иоанн, окончивший поприще своей земной жизни в маститой старости, 4 сентября 1849 года, в воскресенье, в четыре часа пополудни на 87 году от рождения, удостоясь пред кончиною, за семь часов, приобщиться Святых Таин Христовых – в напутствие вечной жизни, в совершенной памяти беседуя обычно о вечности, до последней минуты исхода своего от тела, родился 2 мая 1763 года, от православных родителей: Иоанна и Анны, по прозванию Малиновских, живших в экономической слободе Подновье, в пяти верстах от Нижнего Новгорода. Крещен был и святым миром помазан от православного священника. Но, по судьбам Божиим, оставшись по смерти родителей своих пяти лет – круглым сиротою, воспитывался и русской грамоте обучался у старообрядцев. Тогда то они вливали в юное сердце пагубное свое учение; а на семнадцатом году, по склонности своей к пустынническому житию и по совету воспитателей, удалился в раскольнические скиты, что были в Керженских лесах. Оттуда перешел в Римовские леса – в раскольнический скит, называемый Высоковским, где и пострижен в монашество на 22 году от роду, с именем Исаакия. Потом продолжал он долгое время искать по разным раскольническим скитам лучшей веры и церкви; но нигде и на одну минуту не находил в них душе своей спокойствия; по собственному его выражению, всегда чувствовал какой-то недостаток в рассуждении своей веры, – сердечное томление и скуку; а между раскольниками в скитах встречал лишь одни бесполезные споры и раздоры о различных их сектах и толках, нередко доходившие до исступления и драки. В крайнем недоумении и томительном размышлении о святости православной св. Церкви, Исаакий устремился путешествовать с 1790 года по православным общежительным монастырям и пустыням России; ходил и Саровскую обитель, в обителях выслушивал от благоразумных и опытных людей достоверные доказательства из Священного Писания о святости и непорочности православной Церкви и по промыслу Божию, убежден был тогда совестью свою сознаться в своем заблуждении. Вскоре потом, чрез прилежное чтение св. Писания и смиренную молитву, благодать Божия открыла ему умные очи. А к немедленному удалению из раскольнического Высоковского скита весьма содействовало то, что господь строением своим попустил претерпеть незлобивому отцу Исаакию тяжкие побои от братии скита, за обнаружение в собрании их убеждения своего в православии. – Чрез три дня после тех побоев, оправившись несколько в силах, удалился он навсегда из того скита и раскола, и до самой кончины своей от тех побоев чувствовал болезни в голове, груди и ребрах.
Присоединившись к православной св. Церкви, монах Исаакий поступил в 1808 году в Единоверческий Корсунский монастырь Екатеринославской епархии, где и рукоположен в 1810 году 25 декабря в иеродиакона, а 26 того же месяца в иеромонаха преосвященным Платоном, архиепископом Екатеринославским. В 1820 г. переместился в православный Балаклавский монастырь той же епархии, в число духовенства Черноморского флота. В летнее время отправлен был для свяшеннослужения на кораблях. В 1825 г. уволен от флотской службы, согласно прошению его, по старости лет, в Александросвирский монастырь Новгородской епархии. В 1828 г. в июне месяце, по воле Серафима, митрополита Новгородского и С.-Петербургского, послан был вместе с единодушным своим сподвижником, иеромонахом Симеоном и с другими членами в Старорусскую духовную миссию для обращения из раскола военных поселян. По возвращении оттуда в 1829 г. отец Исаакий удостоился получить благословение и признательность митрополита Серафима и, будучи оставлен в числе братства Александро-Невской лавры находился, в киновии Лавры. Проживши там четыре года, смиренно просил митрополита Серафима уволить его, по старости лет и по внутреннему влечению от юности к уединению, в Козельскую Введенскую Оптину пустынь, чтобы окончить последние дни жизни своей в ее уединенном скиту.
По увольнении их Александро-Невской лавры, прибыл отец Исаакий на жительство в скит Оптиной пустыни в августе 1834 г. До принятия схимы исправлял в скитской церкви священнослужение. В 1836 году, по усердному его желанию, с благословения преосвященнейшего Николая, епископа Калужского, пострижен настоятелем Оптиной пустыни отцом игуменом Моисеем в схиму 1 октября, в скитской Предтечевской церкви с наречением имени Иоанн, на 74 году от рода, и при пострижении отдан в руководство смиренному и всеми уважаемому старцу иеросхимонаху Леониду-Льву.
Иеросхимонах Иоанн был духовником некоторых духовных лиц, а в отсутствие общего духовника, исповедовал некоторых и из братии Оптиной пустыни. Во все свободное время, остававшееся от молитвенного правила, упражнялся уединенно в чтении душеполезных книг, из коих выписывал доказательства к обличию раскольнических мудрований. В издании же составленных им книг удостоился милостивого покровительства Филарета, митрополита Московского. Также и Калужский преосвященнейший Николай обращал милостивое внимание свое на благочестивую ревность к православию старца, нередко присылал к нему на увещание закосневших старообрядцев и, даже отправлял его в заштатный город Сухиничи для обращения находящихся там в расколе жителей.
Пребывая в Оптинском скиту, незлобивый старец, с самого прибытия своего, соблюдал крайнее нестяжание и смиренномудрие во всем: в кельи своей не только не имел денег или излишних одежд, но и необходимые келейные вещи употреблял самые малоценные. Потребные книги для прочтения брал из монастырской библиотеки, иногда у отца игумена и у братии; по прочтении же возвращал каждую книгу с приклеенным к оной листочком, на коем означал по своему замечанию достойные особенного внимания стать в той книге. Таково было внимательное его чтение книг, с желанием душевной пользы ближнему! В благообразном лице его, украшенном сединами, выражалась утешительная радость – отпечаток внутреннего состояния души его. Тихое и миролюбивое его со всеми обращение заставляло всех уважать и любить его. Всегда он был готов подать добрый совет братиям, требующим духовной помощи в борьбе со страстями. Но, во всяком случае беседа его была исполнена великого смиренномудрия с укорением себя; тихая и простая речь его с частым повторением любимой его поговорки: «эдакая права – да», имела особенную силу и успех к убеждению и утешению братии. Неоднократно в разговорах выражал он желание свое, чтобы Господь, по милосердию Своему, попустил ему потерпеть за сколько-нибудь времени пред болезни, будучи уверен, что болезнями душа более возбуждается к приготовлению к смерти и чрез то облегчается участь ее в вечности. С 1848 года чаще стали посещать старца болезни, особенно стеснившие дыхание в груди. Пред последнею тяжкою его болезнью братия заметила, что он нередко выходит из кельи к скитскому кладбищу, останавливается там и сидит у могил. На вопрос некоторых братии: «что вы, батюшка, так часто стали ходить к могилкам?» смиренный старец тихо отвечал: «Да, вот, эдакая права, прошу отцов, чтобы приняли и меня в сообщество свое». Вскоре после того он заболел и не выходил уже из кельи своей до кончины; по желанию его, особорован и неоднократно приобщался святых Христовых Таин. Молитвенного правила своего не оставлять до самой смерти, которое вычитывал ему служивший при нем послушник. В день кончины, по причащении Святейших Тела и Крови Христовой, отец Иоанн почувствовал облегчение в болезни, с утешительным духом свободно разговаривал с бывшими при нем братиями, сказывал, им о кончине некоторых знаемых ему благочестивых и ревностных в православии архиереев и других мужей, также и о состоянии души в будущей жизни, как бы намекая им о близком разлучении своем. В таковой душеполезной беседе на минуту умолк и, восклонившись на одре, тихо почил сном непробудным до общего воскресения. На третий день 6 сентября, отец игумен Моисей совершил в скитской церкви соборне Божественную литургию и погребение. Монашествующая братия проводила утружденное подвигами тело искренно уважаемого ими старца в общее погребальное место в скиту.
Мир тебе, незабвенный старец! Неленостно ты потрудился в изыскании спасительной истины, а, обретши ее, принял и терпеливо нес благое и легкое иго Христово, оставив нам пример добродетелей: смиренномудрия и непритворной простоты с блаженною кротостью и незлобием, и уснул с покойною совестью, в надежде исполнения непреложного Иисусом Христом: «Прииди́те ко мне́ вси́ труждáющиися и обременéннии, и áзъ упокóю вы́» () .
На фото Отец Иоанн (Соколов) в лагере в арестантской робе
Однажды архимандрит Иоанн (Крестьянкин) благословил меня собирать материалы о последнем оптинском старце – игумене Иоанне (Соколове † 1958), и передал мне уже записанные воспоминания о нём. Судьба старца Иоанна (Соколова) потрясала – 18 лет тюремного заключения, и при этом такая высота духа, что архимандрит Иоанн (Крестьянкин) называл его профессором Небесной Академии.
Увлеклась я этой работой, как вдруг пришло письмо от батюшки Иоанна (Крестьянкина), в котором сообщалось, что один писатель, близко знавший игумена Иоанна (Соколова) при жизни, хочет написать книгу о нём. Словом, батюшка рассудил, что разумнее поручить эту работу не мне, а ему, живому очевидцу событий.
То, что это разумнее, я не усомнилась, но всё-таки огорчилась, тем более что уже успела записать некоторые воспоминания, навестив московских старушек. Теперь эти записи оказались ненужными. И однажды подумалось, что я не нарушу благословения архимандрита Иоанна, если, не претендуя на составление жизнеописания игумена Иоанна (Соколова), расскажу о духовных чадах старца и, в частности, о молодом и тогда ещё «белом» священнике Иоанне Крестьянкине.
Начну с истории, которую узнала случайно. Записывала воспоминания Галины Викторовны Черепановой о старце Иоанне (Соколове) и вдруг заметила, что она хромает.
– Что, – спрашиваю, – ножки болят?
– Слава Богу, болят, – ответила старушка. – А вымолила я эту болезнь ещё в молодости и заболела по милости Божьей.
Словом, история здесь такая. Галина жила тогда в Иркутске и уже окончила два курса института, когда её вызвали в органы и предложили стать осведомителем.
Предложение было сделано не случайно – у неё укрывались перед арестом один епископ и несколько священнослужителей. Галине доверяли, она знала многие тайные явки, где прятали верующих, собирали передачи для заключённых священников и налаживали по своим каналам связи с тюрьмой. А ещё уходившие в лагеря архиереи оставляли ей на хранение такие святыни, как, например, постригальный крест святителя Иннокентия Иркутского. Владыка, просивший сохранить святыню, из лагерей не вернулся, и крест святителя Иннокентия Иркутского остался у Галины. Так владыка велел – хранить.
Добраться до тайных явок христиан у НКВД не получалось. Православные Иркутска держались сплочённо, и перед органами стояла задача – внедрить предателя и доносчика в их среду. От предложения стать доносчиком студентка Галина, естественно, отказалась. И тогда студентке предложили выбор: или – если она согласится стать осведомителем – ей позволят окончить институт, а потом помогут сделать блестящую карьеру, или её, как «религиозную контру», выгонят из института с волчьим билетом. Били, что называется, по самому больному месту – Галя с детства мечтала о высшем образовании, ей нравилось учиться, и училась она блестяще. Но всё-таки она снова сказала «нет», понимая, что учиться ей уже не дадут.
Не дожидаясь обещанного исключения, Галя сама ушла из института, начав работать санитаркой в больнице. Она специально выбрала работу похуже, полагая, что уж отсюда её не выгонят. Ну кто пойдёт за копейки мыть туалеты и выносить судна из-под больных?! Но в органах усиленно разрабатывали её кандидатуру, и на очередном допросе в НКВД Галине твёрдо пообещали, что, если она откажется сотрудничать с органами, её посадят в тюрьму. И Галя приготовилась к аресту. На случай этапа дядя-сапожник сделал ей в каблуке тайник, куда спрятали необходимую в дороге денежку. Прохожие удивлялись: на дворе лето, а девушка идёт в пальто, с узелком вещей, необходимых в тюрьме. На зоне, предупредили Галю, зимой без тёплых вещей не выжить, и лучше заранее приготовиться к аресту, имея всё необходимое при себе. Так поступали тогда многие, ибо арест был обычно внезапным.
Однажды Галину, действительно, внезапно схватили на улице и привезли в уже знакомый кабинет для допросов. Представитель органов на этот раз веселился, объявив Галине, что если она немедленно не подпишет документ о согласии стать агентом НКВД, то её не просто изнасилуют, но поставят уголовникам «на хор». В кабинет тут же вошли четверо уголовников, сорвали с девственницы одежду и распяли её голую на полу. И тогда девушка закричала от ужаса, обещая подписать бумагу, лишь бы не надругались над ней. Гале позволили одеться, и она трясущейся рукой поставила подпись под документом, из которого явствовало, что отныне она агент НКВД. После этого Галина обошла весь Иркутск, сообщая всем и каждому, что она – Иуда и агент НКВД. Люди, выслушав её, отворачивались и, случалось, плевали ей вслед.
Теперь она стала для всех отверженной и уже не выходила из дома. Никогда и никого Галина не выдала. Но только висел уже над нею этот дамоклов меч – обязанность писать доносы, а иначе, пригрозили, её изнасилуют. Девушка теперь не вставала с колен и, заливаясь слезами, день и ночь молила Божию Матерь защитить её от насильников. Похоже, она, действительно, вымолила эту болезнь, ибо Галю вскоре парализовало. Долгие годы она была инвалидом и недвижимо лежала в постели. Сердобольные соседи кормили её с ложечки, а в органах постепенно забыли о ней. Кому нужен агент – живой труп?
А на Пасху 1946 года во вновь открытой Троице-Сергиевой лавре опять торжественно зазвонили колокола. К парализованной Галине прибежала подруга:
– Галя, Галюшка, какая радость! Троице-Сергиеву лавру открыли и у преподобного Сергия опять звонят колокола!
– Преподобный зовёт! – сказала Галина и встала с постели.
Исцеление было мгновенным, впоследствии только в непогоду болели ноги. Вот и уехала она тогда в Москву, чтобы быть поближе к Сергию Радонежскому, возвратившему её к жизни после долгого небытия.
В Москве Галина Викторовна стала духовной дочерью игумена Иоанна (Соколова), а после его смерти – о. Иоанна (Крестьянкина). Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), как сообщается в воспоминаниях о нём («Память сердца» Т. С. Смирновой) , называл старца Иоанна (Соколова) своим духовным отцом. А познакомились они так.
Однажды прихожане рассказали молодому священнику Иоанну, что в Москве появился оптинский старец, только что освободившийся из тюрьмы. Но старец ли это или очередной самозванец? Свято место пусто не бывает, и в годы, когда томились по лагерям видные пастыри нашей Церкви, появились самозванцы-чернокнижники, выдававшие себя за «прозорливых старцев» и даже «пророков». Под видом старца мог, наконец, скрываться агент-провокатор, завербованный НКВД.
Съездить на разведку к старцу вызвалась Ольга Воробьёва, духовная дочь о. Иоанна (Крестьянкина), и батюшка составил для неё хитрый вопросник. Что это были за вопросы, Ольга Алексеевна с годами забыла, но запомнила, как батюшка наставлял её: если игумен ответит на вопросы так-то и так-то, значит, это подлинный старец. И тогда пусть попросит старца, чтобы и он мог приехать к нему.
Позже Ольга Алексеевна рассказывала мне, как она пробиралась огородами к домику в Филях, где скрывался тогда игумен Иоанн (Соколов): «Иду, а у самой от страха душа в пятки уходит».
А старец встретил её на пороге кельи, назвал по имени и сказал улыбаясь:
– Олюшка приехала, да сомневается. Не бойся, проходи, радость моя. А уж отец-то Иоанн, отец-то Иоанн – какие хитрые вопросы придумал!
– А отцу Иоанну скажи – пусть приезжает, благословляю.
Так встретились два великих старца нашего времени. Отец Иоанн (Крестьянкин) был тогда молод, горяч и, возможно, излишне доверчив. Во всяком случае, старец однажды попросил Галину Викторовну передать о. Иоанну следующее:
– Ванечка! Прошу и молю, не давай за всех поручительства.
А на просьбу о. Иоанна благословить его уйти в монастырь старец ответил так:
– Куда в монастырь? Там везде сквозняки.
За несколько месяцев до ареста о. Иоанна старец предсказал батюшке, что дело на него уже написано, но только отложено до мая. И перед маем, 30 апреля 1950 года, о. Иоанна (Крестьянкина) арестовали. Вот такие были тогда «сквозняки».
Однажды мне представилась возможность прочитать следственное дело игумена Иоанна (Соколова), осуждённого, как и архимандрит Иоанн (Крестьянкин), по знаменитой 58-й статье. В кодексе царской России 58-я статья – это чин венчания на царство. И есть своё знамение в том, что в годы гонений по 58-й статье венчались на Царство новомученики и исповедники земли Российской.
К сожалению, следственные дела узников Христовых – это, по большей части, лукавые дела-пустышки. Православных расстреливали и гноили по лагерям за верность Господу нашему Иисусу Христу. А поскольку всему миру было официально объявлено, что в СССР никого не преследуют за веру, то из подследственных старались выбить признание, что они агитировали против советской власти и колхозов. Именно выбить. На ночных допросах игумену Иоанну (Соколову) сломали рёбра, искалечили руки и ноги, а ещё он ослеп на один глаз. Ничего этого в протоколах нет. Восемь часов допроса, с полуночи и до утра, а в итоге неполная страничка протокола с фарисейскими вопросами о колхозах. У игумена Иоанна (Соколова) была на допросах своя тактика – он ничего не помнил. В связи с полной потерей памяти игумена даже поместили на время в психиатрическую больницу, где на нём испытывали новейшие нейролептики. А один из следователей надменно писал о старце, что это абсолютно невежественный тёмный дед. А «тёмный дед» был блестяще образованным человеком и владел четырьмя европейскими языками.
Однажды в православной печати возникла дискуссия, достойны ли доверия протоколы НКВД. Часть исследователей считала, что достойны, ибо, цитирую, «советское правосудие действовало в рамках социалистической законности». Один автор даже издал труд, в котором причислил к разряду «доносчиков» некоторых почитаемых новомучеников и исповедников Российских. Логика тут была простая. Признался на допросе в знакомстве с такой-то монахиней? Да, признался, стало быть, «донёс». Но глупо отрицать факт знакомства, если иеромонах был арестован в доме этой монахини и вместе с нею доставлен в тюрьму. По мнению этого (прости, Господи!) пожилого комсомольца, достойна уважения лишь такая советская модель поведения – партизан на допросе в гестапо: всё отрицает, всех презирает, и получай гранату, фашистская гадина.
Но насколько же иначе ведут себя в тюрьме и на допросах оба наших старца! Когда о. Иоанну (Крестьянкину) устроили очную ставку со священником, писавшим на него доносы, батюшка по-братски обнял его. А тот не выдержал этой евангельской любви и, потеряв сознание, упал в обморок. Вот похожий факт из жизни игумена Иоанна (Соколова). Старец уже умирал от рака печени и не вставал с постели, когда с ордером на его арест пришёл некто из КГБ.
– Детка моя, – сказал ему старец, – я ведь лежачий и никуда не сбегу. А у тебя дома беда, поспеши поскорей.
Старец что-то шепнул посетителю на ухо. Тот переменился в лице, убежал и больше не появлялся. А потом, на отпевании игумена Иоанна (Соколова), этот человек стоял у его гроба и плакал.
Ещё рассказывали, что начальник тюрьмы, где томился игумен Иоанн, обратился к Богу после того, как старец исцелил его жену, изводившую прежде мужа истериками.
Юристы, привыкшие читать пухлые тома обвинительных заключений, удивляются сегодня следственным делам эпохи гонений – тоненькие папки с двумя-тремя листками. Текст нередко малограмотный и с такими, например, перлами: «труп попа громка станал». Впрочем, сами по себе эти следственные дела ничего и не значили. Ещё до следствия дело было решённым, и решалось оно на основе «особого пакета», то есть показаний доносчиков. Обнародовать эти «особые пакеты» пока не разрешается, ибо так легко раскрыть агентурную сеть, доставив неприятности если не самому доносчику, то его родне. Но вот сила благословения архимандрита Иоанна (Крестьянкина): ФСБ предоставило для изучения не только следственное дело игумена Иоанна (Соколова), но и «особый пакет». Правда, при чтении этого «особого пакета» меня предупредили, что записывать ничего нельзя, а потому пересказываю по памяти.
Доносчик сообщает: к игумену Иоанну (Соколову) «опять приходил Иван Крестьянкин и рассказывал, что к ним в храм назначили нового настоятеля».
Следующая запись сделана в день ареста о. Иоанна (Крестьянкина). В этот день, как подслушал доносчик, о. Иоанн должен был приехать к старцу, но не приехал. Ждали его до ночи, а потом старец сказал, что Ванечку уже взяли. И доносчик записывает слова старца, сказанные им тогда об арестованном о. Иоанне: «Он же как свеча перед Богом горит!»
А ещё старец говорил об о. Иоанне: «Дивный батя! Постник, как древние».
После освобождения из лагеря о. Иоанн (Крестьянкин) год служил в Троицком соборе города Пскова. Прихожане полюбили ревностного батюшку и очень огорчились, когда он внезапно исчез из Пскова и уехал в деревеньку под Рязанью. Зачем надо было менять службу в знаменитом соборе на полуразрушенный деревенский храм? Долгое время это оставалось загадкой. Но сегодня уже известно – батюшку должны были снова арестовать. И прозорливый старец Иоанн (Соколов) написал тогда батюшке, что на него заведено новое уголовное дело: «Мы молимся, чтобы оно не имело хода, но ты из Пскова исчезни».
Кстати, о прозорливости старца свидетельствуют и показания доносчика. В одном из донесений осведомитель сообщает, что к игумену Иоанну (Соколову) приходил неизвестный беглый священник. Он с горечью рассказывал старцу, что гонят и травят их как собак. Он уже четыре месяца скрывается в лесу и не может повидать своих детей и матушку. «Детка моя, потерпи ещё немного, – сказал ему старец. – Вот наступит 1956-й год, и будет полегче».
В 1956 году, после разоблачения культа личности, действительно, стало полегче и начался процесс реабилитации невинно осуждённых людей.
Незадолго до смерти старец предсказал, что отпевать его будет о. Иоанн (Крестьянкин), а похоронят его на Армянском участке Ваганьковского кладбища: «Там у меня много родных». Старцу не поверили. Отец Иоанн служил тогда на дальнем приходе Рязанской епархии. И как это он окажется в Москве? А про Армянское кладбище хожалка старца Степанида и слышать не хотела. Она уже твёрдо решила, что похоронит старца на Преображенском кладбище возле могилы своей сестры. А после смерти старца выяснилось, что получить разрешение на захоронение «зэка», нелегально скрывающегося в Москве и не прописанного в столице, практически невозможно. Уж и «барашка в бумажке» совали кому надо, но везде был получен отказ. И тогда Евпраксия Семёновна поехала на Армянское кладбище, где у неё был участок. Только зашла в ворота, а навстречу ей бежит директор кладбища:
– Что там у вас – дедушку хоронить? Давайте скорее документы на подпись, а то некогда, убегаю, спешу.
Так свершилось предначертанное Богом, и директор, даже не заглянув в документы, дал разрешение хоронить. А отпевал игумена Иоанна (Соколова), действительно, о. Иоанн (Крестьянкин).
На этом отпевании свершилось исцеление рабы Божьей Пелагеи. Была она труженицей, каких мало, и человеком добрейшей души. Но с папиросой не расставалась и страдала такими запоями, что однажды зимой пропила пальто, всю одежду с себя и явилась домой закутанная в дырявый мешок. Пелагею давно уговаривали побывать у старца, а теперь привели проститься с ним. Приложилась Пелагея ко гробу, отошла, а потом попросила о. Иоанна (Крестьянкина):
– Батюшка, а можно ещё раз приложиться?
Лицо усопшего старца было по-монашески закрыто наличником, но тут о. Иоанн откинул его и воскликнул:
– Видели? Видели?
И все увидели сияющий, светоносный лик старца, а по церкви разлилось дивное благоухание. Постояла Пелагея у гроба, приложилась ещё раз. А выйдя из храма, выбросила папиросы в урну и сказала:
– На тебе, сатана! Больше не буду пить и курить!
Она, действительно, больше никогда не пила и не курила, а в церкви бывала часто. Зарабатывала Пелагея много – она укладывала стекловату для изоляции подземных коммуникаций, а на этой работе доплачивали за вредность. И вот получит она свою большую зарплату, оставит себе совсем немного, а остальные деньги несёт в церковь:
– Батюшка, скажите, кому отдать?
Пелагея ничем не болела. Но за несколько дней до смерти она, предчувствуя что-то, попросила батюшку пособоровать её. Предчувствие не обмануло – после соборования Пелагея отошла ко Господу, сподобившись безболезненной мирной кончины.
В воспоминаниях об игумене Иоанне (Соколове) и незадолго до своей смерти Галина Викторовна Черепанова написала: «В службе святителю Иннокентию Иркутскому есть слова: “Не старцы наша возвестиша нам, не старцы наша поведаша. Сами видели славу Твоего угодника”. Вот и тут никто не сказал, а мы сами видели этого великого старца». Теперь такие же слова говорят об усопшем архимандрите Иоанне (Крестьянкине).
Долгие годы оставались загадкой слова игумена Иоанна (Соколова) о том, что на Армянском кладбище у него много родных. А когда стараниями архимандрита Иоанна (Крестьянкина) на могиле игумена Иоанна установили мраморное надгробье и крест, то одновременно изменили надписи на соседних могилах, открыв тайные монашеские имена погребённых. Оказалось, что игумен Иоанн лежит в одной ограде с монахами. А погребённый рядом с ним схимонах Ростислав (Сапожников) был известным учёным и профессором кафедры математики и вычислительной техники. За исповедание православия профессора на семь лет заточили в одиночную камеру тюрьмы. А после тюрьмы он читал свои лекции студентам в скрытых под одеждой потаённых веригах…
Сбываются и другие слова игумена Иоанна, сказанные им перед смертью: «Детки мои, я всегда с вами. Приходите на мой холмик, постучите, я отвечу вам». Вот один из таких ответов.
Однажды к московскому врачу Марии Ефимовне, ныне монахине Марии, обратилась за помощью монахиня из провинции, страдавшая раком по женской части в столь тяжёлой форме, что бедняга уже высохла, пожелтела, но, изнемогая от нестерпимой боли, тем не менее отказывалась от операции. Мария Ефимовна была духовной дочерью архимандрита Иоанна (Крестьянкина) и, зная, что батюшка благословляет обращаться за помощью к игумену Иоанну (Соколову), привезла монахиню на его могилу. Стали они молиться на могилке, и вдруг монахиня будто услышала приказ – немедленно ехать к о. Иоанну (Крестьянкину).
Приехала она в Псково-Печерский монастырь, а вокруг архимандрита такая толпа, что и близко не подойти. А старец вдруг окликнул её поверх голов:
– Ты что же, монахиня, детей рожать собралась?
– Как можно, батюшка? – смутилась монахиня.
– Тогда выкинь немедленно эту тряпку. Слышишь, немедленно!
После операции монахиня выздоровела, а потом благодарила Бога и усердно трудилась в своём монастыре.
На могилке игумена Иоанна (Соколова) и поныне идут исцеления. Вот и приходят сюда православные со своими нуждами, а то и просто за утешением. Благодать здесь такая, что уходить не хочется. Люди подолгу сидят на лавочке у святой могилки и, бывает, рассказывают о старце. Говорят, он был строг в духовной жизни. Тем, кто жаловался ему на нерадивого духовника, старец отвечал: «По покупателю и продукт». А про тех, кто утром, не помолясь, сразу хватается за хозяйственные дела, старец говорил, что они «как кукольники какие-то. Утром надо прежде всего положить три поклона – Господу, Царице Небесной и Архангелу Михаилу».
Но чаще люди вспоминают загадочные и непонятные до поры слова старца. Например, в годы всесилия советской власти старец говорил: «Всё, что теперь, будут искоренять». И ведь, действительно, искоренили многое.
А ещё он говорил: «Наступит такое время, что убирать с полей будет нечего. А потом будет большой урожай, но убирать его будет некому».
И это, похоже, ныне сбывается – обезлюдели деревни, работать некому, и урожай, бывает, уходит под снег. А в заброшенных садах гнутся ветви от изобилия наливных яблок, только собирать яблоки некому.
Но больше всего меня поразил рассказ о том, что и молитва праведника порою бессильна. А рассказали мне следующее. У Надежды Алексеевны было пятеро детей, но не все они отличались благочестием в поведении. И однажды знакомая с ехидцей сказала ей, что она часто бывает у игумена Иоанна (Соколова) и считает его великим молитвенником. Так что ж он не отмолит её детей? Надежда Алексеевна расстроилась и передала этот разговор старцу. А тот в сокрушении ответил ей:
– Верь, молюсь я за твоих детей, слёзно молюсь. А только как тут поможет молитва, если они к Богородице задом стоят?
Не так ли и мы – ждём от Господа великих милостей, а сами стоим, ну, понятно как?
Иеросхимонах Иоанн (Малиновский)
Родился 2 мая 1763 года от православных родителей, Иоанна и Анны Малиновских, в экономической слободе Подновье, расположенной на Волге в пяти верстах от Нижнего Новгорода. Но, оставшись на пятом году рождения круглым сиротой, имел несчастье попасть на воспитание к раскольникам, которые обучили его грамоте и вместе с тем влили яд раскола в его душу. На 17-м году, имея влечение к жизни уединенной, он оставил дом своих воспитателей и удалился к раскольникам в Керженские леса и скиты, что в 60 верстах от Нижнего Новгорода, где и прожил довольно долгое время. Но душа его ни на одну минуту не имела спокойствия, и он всегда чувствовал в отношении исповедуемой им веры сердечное томление и скуку, особенно оттого, что, по собственным словам отца Иоанна, "видел между оными скитниками великое разногласие в толковании Священного Писания и разномыслие касательно их собственного учения. Каждый из них усиливается любимую им секту превозносить и восхвалять, а другие, яко душевредные, опорочить и опровергнуть. Отселе между ними всегда происходят весьма пылкие и неосновательные словопрения, а иногда даже и драки. (Жившая на скотном дворе при Оптиной пустыни, когда еще жив был старец отец Амвросий, монахиня Палладия, обратившаяся из раскола в Православие, рассказывала, что все скитники-раскольники умирают страшной смертью - дерут на себе волосы и кричат разными неистовыми голосами. Чтобы сократить страдания сих несчастных, их обыкновенно свои же раскольники душат подушками.) Вследствие этого отец Иоанн перешел оттуда в скит Высоковский Костромской губернии, бывший до 1820 года раскольничьим скитом. Но и там нашел ту же неурядицу. Между тем по непреклонному сердечному расположению к иноческой жизни он пострижен был здесь в мантию беглым иеромонахом Ефремом на 22-м году своей жизни и наречен Исаакием. От соединения с Православной Церковью в то время он был еще далек. Его удерживали в расколе неправые мудрования о вере, внушенные ему с детства, и в особенности пункт, который, по его замечанию, более всего удерживал многих от обращения к Православию, это - триперстное сложение, которое раскольники именуют печатью антихриста, о коей говорится в Апокалипсисе (см.: Откр. 13, 16–18). Раскольники поэтому учат, что кто молится тремя перстами, те уже спастись не могут.
Но хотяй всем человекам спастися и в разум истины прийти , Премилосердый Господь дивными судьбами Своими обратил отца Исаакия на истинный путь спасения. К нему расположился Высоковский настоятель, инок Герасим, и стал посылать его с книгой по разным городам и селам для сбора подаяний. Пользуясь этим случаем, отец Исаакий побывал в разных православных монастырях и пустынях, где имеются святые нетленные мощи угодников Божиих и святые чудотворные иконы. Там он вступал в разговоры и рассуждения с благочестивыми людьми, испытуя их мнения о Православной Российской Церкви и о вере старообрядцев. Их-то богомудрые ответы, при содействии благодати Божией, и привели отца Исаакия к тому, что он "убежден был совестью сознаться в своем заблуждении и признать истину". Но для большего убеждения в истинности Православия он стал со вниманием читать Священное Писание и противораскольнические книги и усердно молить Господа о вразумлении. И Господь открыл его очи душевные: он вполне убедился в святости и непорочности Восточной Кафолической Церкви. Однако после он прожил в Высоковском скиту еще пять лет, надеясь и прочих раскольников убедить в истинности Православия. Некоторые из них, более благоразумные, действительно убедились и перешли в Православие, но остальные раскольники-фанатики до того озлобились на отца Исаакия за его проповедь об истинности православной веры и Церкви, что подвергли его сильным побоям. И если бы настоятель Герасим силой не освободил его от рук злодеев, они могли бы убить его до смерти.
После такого печального обстоятельства отец Исаакий решил уже больше не иметь общения с раскольниками и, оставив Высоковский скит, отправился сначала в Нижний Новгород, а затем в Москву и пристал там на короткое время к одной старообрядческой благословенной церкви, где и прожил 8 месяцев. Но в мае 1808 года он удалился в Таврическую область и прибыл в единоверческий Корсунский монастырь, в коем богослужение отправляется по старопечатным книгам, где и определился законным порядком, приняв Православие на правах единоверия. Там он посвящен был в иеродиакона и иеромонаха и, прослужив 10 лет, по причине несогласия в отправлении церковных обрядов с Православной Церковью переместился в православный Балаклавский монастырь в число духовенства Черноморского флота. Прослужив здесь пять лет, по причине старости и слабости здоровья 5 июня 1825 года по его прошению был уволен и определен на покой в Александро-Свирский монастырь Новгородской губернии, но в 1828 году в июне месяце отец Исаакий послан был вместе с прочими членами в Старорусскую Духовную миссию для обращения заблудших военных поселян из раскола к Православной Церкви. По возвращении оттуда в 1829 году он перешел на жительство в Александро-Невскую Лавру Санкт-Петербургской епархии и, наконец, по желанию его, переведен был в Оптинский скит, куда и прибыл в августе 1834 года.
До принятия схимы отправлял в скитской церкви священнослужение. А в 1836 году 1 октября, по его усердному желанию, с благословения Калужского Преосвященного Николая пострижен был оптинским отцом игуменом Моисеем в схиму с наречением имени Иоанн на 74-м году от роду и предан от пострижения известному святостью в жизни старцу Леониду (Льву).
Иеросхимонах Иоанн был духовником некоторых духовных лиц, а в отсутствие общего братского духовника исповедывал и некоторых из братий Оптиной пустыни. Во все свободное время, оставшееся от молитвенного правила, он пребывал в уединении и упражнялся в чтении душеполезных книг, из коих выписывал места, служившие доказательством к обличению раскольнических мудрований. Из этих выписок составлено им было шесть книг, в издании которых он удостоился милостивого покровительства Высокопреосвященного митрополита Московского Филарета, который и благосклонно принял несколько поднесенных ему экземпляров. Калужский епископ Николай также обращал милостивое внимание на ревность о Православии отца Иоанна, нередко присылал к нему на увещание закоснелых раскольников и даже посылал его в заштатный город Сухиничи для обращения зараженных расколом жителей.
Пребывая в Оптинском скиту, этот имевший незлобивое сердце старец с самого прибытия своего соблюдал крайнее нестяжание и смиренномудрие. В келлии своей он не только не имел денег и излишних одежд, но и необходимые келейные вещи употреблял самые малоценные. Потребные для прочтения книги брал из монастырской библиотеки, а иногда у отца игумена и у некоторых из братий. По прочтении же каждую книгу возвращал с приклеенным к ней листком, на коем означал, по своему усмотрению, достойные особого внимания статьи в той книге. Таково было внимательное его чтение книг с желанием душевной пользы ближнему!
В благообразном лице отца Иоанна, украшенном сединами, выражалась духовная радость, отпечаток внутреннего состояния его младенчески-незлобивой души. Его тихое и миролюбивое со всеми обращение заставляло всех любить и уважать его. Всегда он был готов подать добрый совет братиям, требовавшим духовной помощи в борьбе со страстями; но во всяком случае беседа его была исполнена великого смиренномудрия с укорением себя. Его скромная и простая речь с частым повторением любимой им поговорки "Эдакая право-да" имела особую силу и успех к убеждению и утешению братии.
Впрочем, когда нужно было, старец умел показывать и строгость. Был такой случай. Вследствие временного отсутствия скитоначальника ему поручен был надзор за скитом. Заметив одного в чем-то провинившегося брата, отец Иоанн сделал ему строгий выговор. Но так как на сердце у него ничего злобного не было, то, отойдя несколько шагов от келлии его, старец благодушно проговорил про себя: "Эдакая право-да! Показал свою власть!". Не прочь бывал иногда старец и подшутить и сострить.
Одновременно с этим старцем жил в скиту молодой рясофорный монах отец Иоанн (Половцев; впоследствии Виленский архиепископ Ювеналий). Проходя однажды мимо его келлии, старец остановился против его окна и воззвал: "Отче Иоанне! Отче Иоанне!". Отец Иоанн подошел к окну. Старец только проговорил: "Бысть разрушение велие", - и тотчас ушел. "Что такое значит?" - недоумевал отец Иоанн и долго никак не мог объяснить себе слов старца. Наконец вышел он на прилегавший к его келлии дворик, где сложены были в поленницу дрова, и видит, что поленница его вся развалилась. "А, - подумал отец Иоанн, - вот оно, разрушение-то велие!".
Побои, которые претерпел старец от раскольников, о чем упомянуто выше, давали о себе знать болями в голове, груди и ребрах. Вообще же он был крепкого телосложения, и других болезней, как, например, простуды и других, он не знал, так что при заболевании многих скитских братий, как это всегда случалось и ныне случается, обыкновенно говорил: "Эдакая право-да, это не скит, а больница". Неоднократно в разговорах он выражал свое желание, чтобы Господь, по милосердию Своему, попустил ему за несколько времени пред смертью поболеть, будучи уверен, что болезнями душа больше возбуждается готовиться к исходу от сей жизни и что через них облегчается участь ее в вечности. Желание его не осталось без исполнения. С 1848 года, когда старцу исполнилось уже 86 лет, его часто стали посещать болезни, особенно стеснения дыхания в груди. Перед последней его тяжелой болезнью братия заметили, что он нередко стал выходить из келлии на скитское кладбище, останавливаться там и сидеть у могил. На вопрос некоторых любопытных: "Что вы, батюшка, так часто стали ходить к могилкам?" - смиренный старец тихо отвечал: "Да вот, эдакая право-да, прошу отцов, чтобы приняли меня в сообщество свое". Вскоре после того он заболел тяжкой болезнью и уже не мог выходить из келлии до своей кончины.
Заметим при сем, что, когда отец Иоанн был здоров, он имел обыкновение навещать тяжелобольных, в особенности приближавшихся к смерти, и убеждать их к благодушному терпению, выставляя великую от сего пользу душевную. Когда же сам сильно занемог и пришел навестить его старец иеросхимонах Амвросий, отец Иоанн сказал: "Эдакая право-да, хотя полезно поболеть, однако скучное это дело".
По желанию болящего он особорован был святым елеем и по принесении чистосердечной исповеди во грехах неоднократно приобщался Святых Христовых Таин. До самой смерти не оставлял молитвенных правил, которые вычитывал для него служивший при нем послушник. В день же кончины по причащении Святых Таин Тела и Крови Христовых отец Иоанн почувствовал облегчение в болезни, свободно и с духовным утешением разговаривал с бывшими при нем братиями, рассказывал им о кончине некоторых известных ему благочестивых и ревностных в отношении Православия архиереев и других мужей, также говорил и о состоянии души в будущей жизни, как бы намекая этим на разлучение души своей от тела. В такой душеполезной беседе он вдруг умолк, и, восклонившись на одре, тихо почил сном непробудным до общего воскресения. Кончина его последовала 4 сентября 1849 года. На третий день после кончины отец игумен Моисей совершил в скитской церкви соборне Божественную литургию и чин погребения над телом почившего, которое в присутствии братии и похоронено было в скиту в общем погребальном месте. Всей жизни его было 87 лет. В скиту прожил 15 лет.
Памятником по себе старец отец Иоанн оставил шесть составленных им книг противораскольнического содержания, так как сам он долгое время заражен был расколом и потому подробно знал все заблуждения раскольников. Книги эти следующие:
1. Доказательства о древности трехперстного сложения и святительского именословного благословения. М., 1839.
2. Дополнения к доказательствам о древности трехперстного сложения. М., 1839.
3. Дух мудрования некоторых раскольнических толков. М., 1841.
4. Обличение заблуждений раскольников перекрещеванцев с показанием истинного крещения. СПб., 1847.
5. Доказательства непоколебимости и важности Святой Соборной и Апостольской Кафолической Церкви Восточной. М., 1849.
Эту пятую книгу получил старец из печати, когда уже лежал на одре в предсмертной болезни. Из глубины сердца возблагодарил он Господа Бога, сподобившего его видеть плоды трудов своих, и с чувством произнес:
"Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, с миром: яко видеша очи мои приятым скудное мое приношение Святой, Соборной и Апостольской Церкви".
Последнее сочинение старца под заглавием: "Беседа в разрешение старообрядческих сомнений о принятии благословенных священников от Православной Восточной Церкви", представляющее доводы и свидетельства от Священного Писания, правил Вселенских Соборов, от разных старопечатных книг, уважаемых раскольниками, и из творений достоверных церковных писателей - напечатано уже было после его смерти. Кроме сих отпечатанных книг осталось и еще несколько записей иеросхимонаха отца Иоанна о разных предметах, относящихся к обличению раскольнических заблуждений.
Главными отличительными свойствами описанного старца были смиренномудрие, кротость, евангельская простота и младенческое незлобие. Вечная тебе память, честнейший отче!
Из книги Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни автора (Афанасьев) Монах ЛазарьВЗЫСКАТЕЛЬ СПАСИТЕЛЬНОЙ ИСТИНЫ Иеросхимонах Иоанн (Малиновский) (неопубликованные страницы из Летописи Иоанно-Предтеченского Скита Оптиной Пустыни) Сентябрь 1849 г.Воскресенье, 4. – Пополудни в 4 часа скончался в Скиту преподобнейший старец иеросхимонах Иоанн, на 86 году
Из книги Русские подвижники 19-ого века автора Поселянин ЕвгенийИЕРОСХИМОНАХ ИОАНН, ЗАТВОРНИК СВЯТОГОРСКИЙ Иеросхимонах Иоанн, подъявший великий подвиг затворничества, происходил из небогатых мещан города Курска, назывался в мире Иван Крюков и родился 20 сентября 1795 года. С детства запало в него желание монашества, которое возбудили
Из книги Оптинский патерик автора Автор неизвестенИЕРОСХИМОНАХ ПАРФЕНИЙ КИЕВСКИЙ
Из книги Толковая Библия. Том 10 автора Лопухин АлександрИЕРОСХИМОНАХ ФЕОФИЛ Иеросхимонах Феофил был сыном священника Андрея Горенковского, служившего при церкви Рождества Богородицы, в городе Махновке, Киевской губернии.Он родился в октябре 1788 г., и был одним из двух близнецов. Назвали его при крещении Фомою.Мать начала
Из книги Патерик Печерский, или Отечник автораИеросхимонах Флавиан (Маленков) (†30 мая /12 июня 1890) В начале 80-х годов XVIII столетия жили в городе Орле шесть братьев, дети Матвея и Степаниды Маленковых. Все они торговали рыбой с Дону, воском, медом, волошскими орехами и подобною мелочью. Жили они порознь, особыми семьями, но
Из книги Для Чего мы живем автораИеросхимонах Иеремий (†1949) Оптинский иеросхимонах Иеремий (в миру Степан) был послушником преподобного Амвросия. После революции, как и все оптинцы, он был изгнан из монастыря. Жил в деревне Ливенки Тульской области. Поскольку храмы были уже закрыты, исповедовал и
Из книги Магия, наука и религия автора Малиновский БрониславИеросхимонах Макарий (†1972) Послушник Евгений (монах Ермоген) принял монашеский постриг незадолго до закрытия Оптиной пустыни. Жил в Белёве, первое время требы совершал на дому, а поскольку это было запрещено, жил полулегально. "Спросить, Боже упаси, нельзя было: он жил
Из книги СЛОВАРЬ ИСТОРИЧЕСКИЙ О СВЯТЫХ,ПРОСЛАВЛЕННЫХ В РОССИЙСКОЙ ЦЕРКВИ автора Коллектив авторовИеросхимонах Мелетий (Бармин) (†30 октября /12 ноября 1959) Иеросхимонах Мелетий был келейником архимандрита Ксенофонта (Клюкина), а затем - последним духовником Шамординской обители. Это был человек святой жизни, особый, исключительный. Он являлся последним пострижеником
Из книги автораИеросхимонах Михаил (Андреев) (†21 декабря 1897 /3 января 1898) В миру Максим Лукич Андреев, родом из московских мещан. Занятие имел на ткацкой фабрике и управлял некоей частью работавших там женщин. Некоторые из последних, как признавался он, во время работы покушались
Из книги автораИеросхимонах Савватий (Нехорошев) (†9/22 августа 1895) В миру Сергей Андрианович Нехорошев, из мещан города Болхова Орловской губернии, по ремеслу кузнец. В детстве обучался грамоте вместе с другими детьми у настоятеля Болховского монастыря, знаменитого архимандрита отца
Из книги автора39. Тогда опять искали схватить Его; но Он уклонился от рук их, 40. и пошел опять за Иордан, на то место, где прежде крестил Иоанн, и остался там. 41. Многие пришли к Нему и говорили, что Иоанн не сотворил никакого чуда, но все, что сказал Иоанн о Нем, было истинно. 42. И многие там
Из книги автораПреподобный Евфимий иеросхимонах Преподобный Евфимий жил чисто и безмолвно и подражал иноческим добродетелям преподобных. Часто с великим благоговением приносил он бескровную жертву и своими всегдашними молитвами достиг духовного общения и собеседования с
Из книги автораИЕРОСХИМОНАХ НИКОЛАЙ (ЦАРИКОВСКИЙ) (1829-1899)Старец Николай буквально вырос в Киево-Печерской лавре: он поступил в неё в четырнадцать лет, оставшись сиротой. Восемнадцать лет он пробыл в монастыре рядовым послушником, и без ропота, терпеливо исполнял свои послушания.
Из книги автораИЕРОСХИМОНАХ МИХАИЛ (ПИТКЕВИЧ) (1877-1962)Старец Михаил пришёл в Валаамский монастырь в 1902 году и прошёл долгий путь монастырских послушаний, нёс подвиг уединения в Гефсиманском скиту, был духовником. В 1926 году, когда Финляндская Православная Церковь (монастырь отошёл тогда
Из книги автораКлод Леви-Строс Бронислав Малиновский Малиновский, бесспорно, был великим этнологом и великим социологом. Его творчество, удивительное по своему разнообразию и богатству, хотя он основывался исключительно на изучении ограниченного региона в Меланезии, не может не
Из книги автораЛУКИАН, преподобный, иеросхимонах родился в городе Галиче, при крещении назван Иларионом. Отец его, Димитрий по данному им обету посвятил себя иноческой жизни, удалился с юным сыном своим в Брынский бор. Избрав там место, водрузил крест и построил себе хижину; вскоре