Онлайн чтение книги Собака Баскервилей The Hound of the Baskervilles I. Мистер Шерлок Холмс

"Собака Баскервилей 14 (Шерлок Холмс) - Собака Баскервилей."

Один из недостатков Шерлока Холмса, если только можно назвать это недостатком, заключался в том, что он чрезвычайно неохотно сообщал свои планы другому лицу до момента их выполнения. Отчасти это происходило несомненно от его собственного властного характера, склонного господствовать и удивлять тех, кто его окружал. Отчасти же причиною тому была профессиональная осторожность, заставлявшая его никогда ничем не рисковать. Но как бы то ни было, в результате эта черта оказывалась очень тяжелою для тех, кто действовал в качестве его агентов и помощников. Я часто страдал от нея, но никогда она так не угнетала меня, как во время нашей продолжительной езды в темноте. Впереди нам предстояло великое испытание, мы были близки, наконец, к своему заключительному усилию, а между тем Холмс ничего не сказал, и я мог только предполагать, какой будет ход его действий. У меня каждый нерв дрожал от ожидания, когда, наконец, холодный ветер, задувший нам навстречу, и темное пустынное пространство доказали мне, что мы очутились на болоте. Каждый шагь лошадей, каждый оборот колеса приближал нас к нашему конечному приключению.

Нашему разговору препятствовало присутствие. кучера наемного экипажа, и мы были принуждены говорить о пустяках, когда наши нервы были натянуты от волнения и ожидания. Я почувствовал облегчение от такой неестественной сдержанности, когда мы миновали дом Франкланда, и я знал, что мы уже близко от голля и от арены действия. Мы не доехали до подъезда, а остановились у ворот аллеи. Мы расплатились с кучером и велели ему тотчас же ехать обратно в Тэмиль-Кумб, а сами пошли по направлению к Меррипит-гаузу.

Вооружены ли вы, Лестрэд?

Маленький сыщик улыбнулся.

Пока на мне брюки, в них есть верхний карман, а пока в них есть верхний карман, то кое-что в нем находится.

Хорошо. Мой друг и я приготовлены ко всяким случайностям.

Вы, видимо, близко знакомы с этим делом, мистер Холмс? В чем теперь будет заключаться игра?

В ожидании.

Честное слово, я нахожу это место не очень веселым, - сказал сыщик, с дрожью осматриваясь кругом на мрачные склоны холмов и громадное озеро тумана, спустившагося над Гримпенскою трясиною. Я вижу огоньки какого-то дома впереди нас.

Это Меррипит-гауз, - конечный пункт нашего пути. Попрошу вас идти на цыпочках и говорить шопотом.

Мы осторожно двигались по дорожке по направлению к дому, но в двух стах, приблизительно, ярдах от него Холмс остановил нас.

Эти камни направо могут служить прекраснейшими ширмами, - сказал он.

Мы должны ожидать здесь?

Да, здесь мы устроимся в засаде. Войдите в эту дыру, Лестрэд. Вы бывали в доме, Ватоон, не правда ли? Можете ли вы сообщить о расположении комнат? Что это за решетчатые окна с этого угла.

Это, кажется, окна кухни.

A то, там, что так ярко освещено?

Это, конечно, столовая.

Штора поднята. Вы лучше знакомы с местностью - подползите тихонько к окнам и посмотрите, что они там делают, но, ради самого неба, не выдайте им своего присутствия.

Я пошел на цыпочках по тропинке и остановился за низкою стеною, окружавшею жидкий фруктовый сад. Пробираясь под тенью этой стены, я дошел до места, с которого мог смотреть прямо в незавешенное окно.

В комнате находились только двое мужчин - сэр Генри и Стапльтон. Они сидели друг против друга за круглым столом и были обращены ко мне в профиль. Они оба курили сигары, и перед ними стояли кофе и вино. Стапльтон говорил с оживлением, баронет же был бледен и рассеян. Может быть, его угнетала мысль о предстоящем ему одиноком пути по зловещему болоту.

Пока я наблюдал за ними, Стапльтон встал и вышел из комнаты, а сэр Генри наполнил стакан вином и, прислонившись к спинке стула, покуривал сигару. Я услыхал скрип двери и хрустящий звук шагов по гранию. Шаги направлялись вдоль тропинки по ту сторону стены, под которой я стоял, скорчившись; заглянув поверх нея, я увидел, как натуралист остановился у двери какого-то сарая, стоявшего в углу плодового сада. Раздался звук повернутого в замке ключа, и когда Стапльтон вошел в сарай, то оттуда послышался какой-то странный шум борьбы. Он пробыл в сарае не более минуты, после чего снова раздался звук повернутого ключа, Стапльтон прошел мимо меня и вошел в дом. Я увидел, как он вернулся к своему гостю, и тогда потихоньку прополз обратно к своим товарищамь и рассказал им, что видел.

Вы говорите, Ватсон, что дамы не было с ними? - спросил Холмс, когда я закончил свое донесение.

Где она может быть, раз ни одна комната, кроме кухни, не освещена.

Не могу себе представить.

Я сказал, что над Гримпенскою трясиною висел густой белый туман. Он медленно подвигался к нам и производил впечатление стены - низкой, но плотной и ясно определенной. Луна освещала его, и он имел ввд большого мерцающего ледяного поля, над которым возвышались вершины дальних пиков, как бы лежавшие на его поверхности.

Он двигается к нам, Ватсон.

A это важно?

Очень важно, - единственное, что может расстроить мои планы. Но сэр Генри не должен теперь замедлить. Уже десять часов. Наш успех и даже его жизнь могугь зависеть от того, выйдет ли он из дому раньше, чем туман дойдет до тропинки.

Над нами ночь была светлая и прекрасная. Звезды ярко и холодно блестели, а полная луна освещала всю местность мягким, неопределенным светом. Перед нами стоял темный остов дома, его зазубренная крыша и трубы, резко очерченные на небе, усеянном звездами. Широкие полосы золотистого света из низких окон простирались через сад на болото. Одно из них вдруг потухло. Слуги вышли из кухни. Оставалось только окно столовой, в которой двое мужчин, - хозяин-убийца и ничего не подозревавший гость, - все продолжали болтать, покуривая свои сигары.

С каждою минутою белая плоскость, покрывавшая половину болота, придвигалась все ближе и ближе к дому. Уже первые тонкие клочки её завивались в золотистом квадрате освещенного окна. Дальняя часть стены сада уже стала невидимою, и деревья подымались из полосы белаго пара. Пока мы наблюдали за этим, туман уже окружил, точно гирляндами, оба угла дома и медленно свертывался в плотный вал, над которым верхний этаж дома и крыша плавали, как фантастический корабль. Холмс со страстною горячностью ударил кулаком об скалу и от нетерпения топнул ногою.

Если он не выйдет через четверть часа, тропинка будет скрыта туманом. Через полчаса мы не в состоянии будем видеть свои руки.

Не лучше ли нам передвинуться назад, на более высокую почву?

Да, я думаю это будет хорошо.

Итак по мере того, как туманный вал двигался вперед, мы отступали от него назад, пока не очутились в полумиле от дома; между тем густое белое море, с посеребренною луною поверхностью, медленно и беспощадно наступало на нас.

Мы идем слишком далеко, - сказал Холмс. Нам нельзя рисковать, чтобы сэра Генри догнали прежде, чем он успеет дойти до нас. Мы во что бы то ни стало должны удержат свою позицию на этом месте.

Холмс опустился на колени и приложил ухо к земле.

Слава Богу, он, кажется, идет.

Тишину болота нарушили быстрые шаги. Схоронившись между камнями, мы пристально всматривались в туманную полосу впереди нас. Звук шагов становился слышнее, и из тумана, как сквозь занавес вышел человек, которого мы ожидали. Он с удивлением оглянулся, когда вышел в светлое пространство и увидел звездную ночь. Затем он быстро пошел по тропинке, прошел близко мимо нашей засады и стал подниматься по длинному склону позади нас. Он беспрестанно поворачивал голову и оглядывался, как человек, которому не по себе.

Тс! - воскликнул Холмс, и я услыхал, как щелкнул взведенный курок. Смотрите! Она бежит сюда.

Из средины этого медленно подползавшего туманного вала раздавались редкие, беспрерывные хрустяшие удары. Туман расстилался в пятидесяти ярдах от нас, и мы все трое всматривались в него, не зная, какой ужас вынырнет оттуда. Я находился у самого локтя Холмса и взглянул на его лицо. Оно было бледное и торжествующее, а глаза ярко блестели при лунном освещении. Но вдруг они уставились вперед неподвижным, суровым взглядом, и рот его раскрылся от удивления. В тот же момент Лестрэд испустил вопль ужаса и броглся ничком на землю. Я вскочил на ноги, сжимая отяжелевшею рукою револьвер и парализованный ужаснейшею фигурою, выпрыгнувшей на нас из тумана. То была собака, громадная, черная, как уголь, собака, но такая, какую ни один смертный глаз никогда не видывал. Пасть её извергала пламя, глаза горели, как раскаленные угли, морда, загривок и грудь были обведены мерцающим пламенем. Никогда свнхнувшийся ум в самом беспорядочном бреде не мог бы представить себе ничего более дикого, более ужасного, более адского, чем эта темная фигура со звериною мордой, выскочившая на нас из стены тумана.

Длинными прыжками неслась громадная черная тварь по тропинке, следуя по пятам за нашим другом. Мы так были парализованы этим внезапным появлением, что не успели опомниться, как она проскакала мимо нас. Тогда Холмс и я разом выстрелили, и ужасный рев доказал нам, что один из нас по крайней мере попал в цель. Однако же, она продолжала нестись вперед. Мы видели, как далеко от нас на тропинке сэр Генри оглянулся: лицо его, освещенное луною, было бледно, руки в ужасе подняты, и он беспомощно смотрел на страшное существо, преследовавшее его.

Но крик боли, изданный собакою, рассеял все наши опасения. Если она была уязвима, то, значит, она была смертна, и если мы могли ее ранить, то могли и убить. Никогда я не видывал, чтобы человек мог так бежать, как Холмс бежал в эту ночь. Я считаюсь легким на бегу, но он опередил меня настолько же, насколько я опередил маленького сыщика. Пока мы бежали по тропинке, мы слышали повторенные крики сэра Генри и низкий вой собаки. Я видел, как животное вскочило на свою жертву, повалило его на землю и бросилось к его горлу; но в этот самый момент Холмс выпустил пять зарядов своего револьвера в бок свирепой твари. Издав последний предсмертный рев и злобно щелкая зубами на воздух, она повалилась на спину, неистово дергая всеми четырьмя лапами, а затем бессильно упала на бок. Задыхаясь, подбежал и я и приставил свой револьвер к страшной светящейся голове, но бесполезно уже было спускать курок. Исполинская собака была мертва.

Сэр Генри лежал без чувств. Мы разорвали его воротник, и Холмс прошептал благодарственную молитву, когда оказалось, что на шее нет никакой раны и что мы поспели вовремя. Веки нашего друга уже начали подергиваться, и он сделал слабую попытку шевельнуться. Лестрэд влил баронету в рот немного водки из своей фляжки, и тогда на нас уставилась пара испуганных глаз.

Боже мой! - прошептал он. Что это такое было? Царь небесный! Что это такое было?

Что бы оно ни было, оно теперь мертво, ответил Холмс. Мы на веки уложили ваше родовое привидение.

Тварь, распростертая перед нами, одними своими размерами и силою была страшна. Это была не чистокровная ищейка и не чистокровный мастиф, но казалась помесью этих двух пород, худая, дикая и величиною с маленькую львицу. Даже теперь, в покое смерти, из громадных челюстей точно капало голубоватое пламя, и маленькие, глубоко посаженные свирепые глаза были окружены огненным сиянием. Я опустил руку на сверкавшую морду, и когда отнял ее, то мои пальцы тоже засветились в темноте.

Фосфор! - сказал я.

Да, хитрый препарат фосфора, - подтвердил Холмс, нюхая мертвое животное. Он не имеет никакого запаха, который мог бы препятствовать чутью собаки. Мы очень виноваты перед вами, сэр Генри, тем, что подвергли вас такому испугу. Я ожидал встретить собаку, но не такую тварь, как эта. К тому же туман не дал нам времени принять ее.

Вы спасли мне жизнь.

Подвергнув ее сначала опасности. Чувствуете ли вы себя достаточно сильным, чтобы встать?

Дайте мне еще глоток водки, и я буду готов на все. Так! Теперь не поможете ли вы мне встать? Что вы намерены делать?

Оставить вас здесь. Вы не пригодны для дальнейших приключений в эту ночь. Если вы подождете, то кто-нибудь из нас вернется с вами в голль.

Сэр Генри пробовал двинуться, но он все еще был страшно бледен, и все члены его дрожали. Мы подвели его к скале, около которой он сел, весь дрожа и закрыв лицо руками.

Теперь мы должны вас покинуть, - рказал Холмс. Нам следует довершить свое дело, и тут важна каждая минута. Мы установили факт преступления, остается схватить преступника.

Тысяча шансов против одного застать его теперь дома, - продолжал Холмс, когда мы быстро шли обратно по тропинке. Выстрелы наверное дали понять ему, что игра его проиграна.

Мы находились довольно далеко, и туман мог заглушить звук выстрелов.

Можно быть уверенным, что он следовал за собакою, чтобы отозвать ее. Нет, нет, он наверное исчез! Но мы все-таки обыщем дом, чтобы вполне удостовериться.

Парадная дверь была отперта; мы бросились в дом и перебегали из комнаты в комнату, к удивлению встретившего нас в коридоре шатавшагося от старости слуги. Нигде не было освещения, кроме столовой, но Холмс снял лампу и не оставил ни одного угла в доме неизследованным. Нигде не было признаков человека, которого мы искали. Но в верхнем этаже дверь одной из спален была заперта на ключ.

Тут есть кто-то!- Воскликнул Лестрэд. Я слышу движение. Откройте эту дверь.

Изнутри доходили до нас слабые стоны и шуршанье. Холмс ударил ступней в дверь как раз над замком, и она открылась настежь. С револьверами наготове мы все бросились в комнату.

Но в ней не было никаких признаков отчаянного и огьявленного негодяя, которого мы ожидали увидеть. Вместо этого нашим взорам представилось нечто столь странное и столь неожиданное, что мы несколькотсекунд смотрели с удивлением.

Комната имела вид маленького музея, и по стенам были расставлены целые ряды ящиков с стеклянными крышками, наполненных коллекциею бабочек и молей, собирание которой составляло развлечение этого сложного и опасного человека. На середине комнаты стояло вертикально бревно, подведенное тут когда-то для поддержки поеденных червями балок, на которых держалась крыша. К этому столбу была привязана фигура, настолько тесно обернутая и закутанная с головою простынями, что на первый взгляд нельзя было разобрать, мужчина это или женщина. Одно полотенце обхватывало голову и было прикреплено к столбу. Дрyroe покрывало нижнюю часть лица, и над ним два черных глаза, полных выражения горя, стыда и ужасного вопроса, пристально смотрели на нас. В одно мгновение разорвали мы все узы, и миссис Стапльтон свалилась на пол. Когда её красивая голова упала ей на грудь, я увидел вокругь её шеи отчетливый красный знак от удара плетью.

Животное! - воскликнул Холмс. Лестрэд, давайте сюда свою фляжку! Посадите ее на стул! Она упала в обморок от жестокого обращения и слабости.

Она снова открыла глаза.

Спасен ли он? - спросила она. Убежал ли он?

Он не может убежать от нас, сударыня.

Нет, нет, я говорю не о муже. Сэр Генри? Спасен ли он?

Спасен. A собака?

Она издала глубокий вздох облегчения.

Слава Богу! Слава Богу! О негодяй! Посмотрите, что он сделал со мною, - воскликнула она, засучивая рукава, и мы с ужасом увидели, что руки её были все в синяках. Но это ничего! ничего! Он истерзал и осквернил мою душу! Я все могла выносить: дурное обращение, одиночество, жизнь, полную разочарований, все, пока могла питать надежду, что он меня любит, но теперь я знаю, что была только его орудием и что он обманывал меня.

Видимо, вы не относитесь к нему доброжелательно, - сказал Холмс. Так откройте нам, где его найти. Если вы когда-нибудь помогали ему делать зло, так теперь, ради искупления, помогите нам.

Есть одно только место, куда он мог убежать, - ответила она. В самом центре тряенны существует на островке старый заброшенный оловянный рудник. Там держал он свою собаку и там же он приготовил себе убежище. Туда только и мог он скрыться.

Стена тумана упиралась в самое окно. Холмс поднес к нему лампу.

Посмотрите, - сказал он. Никто не мог бы сегодня найти дорогу в Гримпенскую трясину.

Она рассмеялась и захлопала в ладоши. Глаза и зубы её разгорелись свирепою радостью.

Он мог найти дорогу туда, но оттуда никогда. Как может он сегодня ночью увидеть вехи? Мы вместе с ним расставляли их, чтобы наметить тропинку через трясину. Ах, если бы я только могла сегодня вынуть их. Тогда он был бы в ваших руках.

Для нас было очевидно, что всякое преследование будет тщетно, пока не рассеется туман. Мы оставили Лестрэда охранять дом, а сами отправились с баронетом в Баскервиль-голль. Нельзя было уже больше скрывать от него историю Стапльтонов, но он мужественно вынес удар, когда узнал истину о женщине, которую любил. Однако же, приключения этой ночи потрясли его нервы, и к утру он лежал в бреду, во власти жестокой горячки, и доктор Мортимер сидел около него. Им суждено было сделать вместе путешествие вокругь света прежде, чем сэр Генри стал снова тем здоровым, бодрым человеком, какдм он был, пока не сделался хозяином злосчастного поместья.

A теперь я быстро заканчиваю этот оригинальный рассказ, в котором я старался, чтобы читатель делил с нами страхи и смутные догадки, которые так долго омрачали наши жизни и окончились так трагически. К утру туман рассеялся, и миссис Стапльтон проводила нас до того места, с которого начиналась тропинка через трясину. Когда мы увидели, с какою горячностью и радостью эта женщина направляла нас по следам своего мужа, мы поняли, как ужасна была её жизнь. Мы оставили ее на узком полуострове твердого торфа, который вдавался в трясину. От его оконечности маленькие прутья, кое-где воткнутые, указывали, где тропинка, извиваясь, проходила от одной группы тростников к другой, между покрытыми зеленою плесенью пропастями трясины, непроходимой для незнающего человека. От гниющего тростника и тины шел запах разложения, и тяжелый, полный миазмов пар ударял нам в лицо, между тем как от неверного шага мы не раз погружались по колено в черную дрожавшую трясину, которая мягкими волнами расходилась на ярды вокруг наших ног. Когда мы шли, она, как клещами, схватывала нас за пятки; когда же мы погружались в нее, то казалось, что вражеская рука силою тащит нас в эту зловещую глубину. Один только раз увидели мы, что кто-то прошел по этому опасному пути до нас. Среди клочка болотной травы виднелся какой-то темный предмет. Холмс, сойдя с тропинки, чтобы схватить его, погрузился по талию и, если бы тут не было нас, чтобы вытащить его, он никогда уже больше не ступил бы на твердую землю. Он держал в руке старый черный сапог. Внутри его было напечатано на коже "Мейерс, Торонто".

Эта находка стоит грязевой ванны, - сказал Холмс. Это пропавший сапог нашего друга сэра Генри.

Который Стапльтон бросил здесь, спасаясь от нас.

Именно. Сапог остался у него в руках после того, как он воспользовался им для того, чтобы пустить собаку по следам сэра Генри. Он бежал, когда увидел, что игра его проиграна, и в этом месте швырнул сапог. Мы знаем, по крайней мере, что до этого места он благополучно добежал.

Но больше этого нам никогда не суждено было узнать, хотя о многом мы могли догадываться. Не было никакой возможности увидеть следы ног на трясине, потому что подымающаеся тина моментально заливала их; когда же мы достигли твердой земли и стали жадно розыскивать эти следы, то не нашли ни малейшего признака их. Если земля не обманывала, то Стапльтону так и не удалось достигнуть своего убежщиа на островке, к которому он стремился сквозь туман в эту последнюю ночь.

Этот холодный и жестокий человек похоронен в центре Гримпенской трясины, в глубине зловонного ила громадного болота.

Много его следов нашли мы на островке, на котором он прятал своего дикого союзника. Громадное двигательное колесо и шахта, на половину наполненная щебнем, указывали, что тут когда-то была копь. Около неё были разбросаны развалины хижин рудокопов, которых, вероятно, выгнали отсюда зловонные испарения окружающего болота. В одной из них скоба и цепь, с множеством обглоданных костей, указывали место, где помещалась собака. На полу лежал скелет с приставшим к нему пучком коричневой шерсти.

Собака! - сказал Холмс. Боги мои, да это кудрявый спаньель! Бедный Мортимер никогда больше не увидит своего любимца. Ну, а теперь я думаю, это место не заключает в себе больше таких тайн, в которые мы бы уже не проникли. Стапльтон мог спрятать свою собаку, но не мог заглушить её голоса, и вот откуда шли эти крики, которые даже и днем неприятно было слышать. В случае крайности он мог бы держать собаку в сарае, в Меррипите, но это было рискованно, и только в последний день, когда он думал, что конец всем его трудам, он рискнул это сделать. Тесто в этой жестянке, без сомнения, та светящаеся смесь, которою он мазал животное. Его, конечно, навела на эту мысль фамильная легенда об адской собаке и желание напугать до смерти старика сэра Чарльза. Неудивительно, что несчастный каторжник бежал и кричал (так же, как и наш друг, и как поступили бы и мы сами), когда он увидел, что такая тварь скачет во мраке болота по его следам. Это была хитрая выдумка, потому что какой крестьянин осмелился бы поближе познакомиться с такою тварью, увидев ее мельком на болоте, а мы знаем, что многие ее видели. Я говорил в Лондоне, Ватсон, и повторяю теперь, что никогда не вриходилось нам преследовать человека более опасного, чем тот, который лежит теперь там.

Сказав это, Холмс простер руку по направлению к громадному пространству трясины, испещренной зелеными пятнами и сливающейся на горизонте с болотом.

Артур Конан Дойль - Собака Баскервилей 14 (Шерлок Холмс) - Собака Баскервилей. , читать текст

См. также Артур Конан Дойль (Arthur Ignatius Conan Doyle) - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Собака Баскервилей 15 (Шерлок Холмс) - Взгляд назад.
Был конец ноября, и мы с Холмсом сидели в сырой туманный вечер у пылаю...

Тайна Боскомской долины (Шерлок Холмс).
Перевод М. Бессараб Однажды утром, когда мы с женой завтракали, горнич...

Классический детектив родоначальника жанра

Читать книгу Собака Баскервилей онлайн

Собака Баскервилей

Глава I

Мистер Шерлок Холмс

Мистер Шерлок Холмс сидел за столом и завтракал. Обычно он вставал довольно поздно, если не считать тех нередких случаев, когда ему вовсе не приходилось ложиться. Я стоял на коврике у камина и вертел в руках палку, забытую нашим вчерашним посетителем, хорошую толстую палку с набалдашником - из тех, что именуются «веским доказательством». Чуть ниже набалдашника было врезано серебряное кольцо шириной около дюйма. На кольце было начертано: «Джеймсу Мортимеру, Ч. К. X. О., от его друзей по ЧКЛ» и дата: «1884». В прежние времена с такими палками - солидными, увесистыми, надежными - ходили почтенные домашние врачи.

Ну-с, Уотсон, какого вы мнения о ней?

Холмс сидел спиной ко мне, и я думал, что мои манипуляции остаются для него незаметными.

Откуда вы знаете, чем я занят? Можно подумать, что у вас глаза на затылке!

Чего нет, того нет, зато передо мной стоит начищенный до блеска серебряный кофейник, - ответил он. - Нет, в самом деле, Уотсон, что вы скажете о палке нашего посетителя? Мы с вами прозевали его и не знаем, зачем он приходил. А раз уж нам так не повезло, придется обратить особое внимание на этот случайный сувенир. Обследуйте палку и попробуйте воссоздать по ней образ ее владельца, а я вас послушаю.

По-моему, - начал я, стараясь по мере сил следовать методу моего приятеля, - этот доктор Мортимер - преуспевающий медик средних лет, к тому же всеми уважаемый, поскольку друзья наделяют его такими знаками внимания.

Хорошо! - сказал Холмс. - Превосходно!

Кроме того, я склонен думать, что он сельский врач, а следовательно, ему приходится делать большие концы пешком.

А это почему?

Потому что его палка, в прошлом весьма недурная, так сбита, что я не представляю себе ее в руках городского врача. Толстый железный наконечник совсем стерся - видимо, доктор Мортимер исходил с ней немало миль.

Весьма здравое рассуждение, - сказал Холмс.

Опять же надпись: «От друзей по ЧКЛ». Я полагаю, что буквы «КЛ» означают клуб, вернее всего охотничий, членам которого он оказывал медицинскую помощь, за что ему и преподнесли этот небольшой подарок.

Уотсон, вы превзошли самого себя! - сказал Холмс, откидываясь на спинку стула и закуривая папиросу. - Я не могу не отметить, что, описывая со свойственной вам любезностью мои скромные заслуги, вы обычно преуменьшаете свои собственные возможности. Если от вас самого не исходит яркое сияние, то вы, во всяком случае, являетесь проводником света. Мало ли таких людей, которые, не блистая талантом, все же обладают недюжинной способностью зажигать его в других! Я у вас в неоплатном долгу, друг мой.

Я впервые услышал от Холмса такое признание и должен сказать, что его слова доставили мне огромное удовольствие, ибо равнодушие этого человека к моему восхищению им и ко всем моим попыткам предать гласности метод его работы не раз ущемляло мое самолюбие. Кроме того, я был горд тем, что мне удалось не только овладеть методом Холмса, но и применить его на деле и заслужить этим похвалу моего друга.

Холмс взял палку у меня из рук и несколько минут разглядывал ее невооруженным глазом. Потом, явно заинтересовавшись чем-то, отложил папиросу в сторону, подошел к окну и снова стал осматривать палку, но уже через увеличительное стекло.

Не бог весть что, но все же любопытно, - сказал он, возвращаясь на свое излюбленное место в углу дивана. - Кое-какие данные здесь, безусловно, есть, они и послужат нам основой для некоторых умозаключений.

Неужели от меня что-нибудь ускользнуло? - спросил я не без чувства самодовольства. - Надеюсь, я ничего серьезного не упустил?

Увы, дорогой мой Уотсон, большая часть ваших выводов ошибочна. Когда я сказал, что вы служите для меня хорошим стимулом, это, откровенно говоря, следовало понимать так: ваши промахи иногда помогают мне выйти на правильный путь. Но сейчас вы не так уж заблуждаетесь. Этот человек, безусловно, практикует не в городе, и ему приходится совершать большие концы пешком.

Значит, я был прав.

В этом отношении - да.

Но ведь это всё?

Нет, нет, дорогой мой Уотсон, не всё, далеко не всё. Так, например, я бы сказал, что подобное подношение врач скорее всего может получить от какой-нибудь лечебницы, а не от охотничьего клуба, а когда перед лечебницей стоят буквы «ЧК», название «Черингкросская» напрашивается само собой.

Возможно, что вы правы.

Все наводит на такое толкование. И если мы примем мою догадку за рабочую гипотезу, то у нас будут дополнительные данные для воссоздания личности нашего неизвестного посетителя.

Хорошо. Предположим, что буквы «ЧКЛ» означают «Черингкросская лечебница». Какие же дальнейшие заключения можно отсюда вывести?

А вам ничего не приходит в голову? Вы же знакомы с моим методом. Попробуйте применить его.

Вывод очевиден: прежде чем уехать в деревню, этот человек практиковал в Лондоне.

А что, если мы пойдем немного дальше? Посмотрите на это вот под каким углом зрения: почему ему был сделан подарок? Когда его друзья сочли нужным преподнести ему сообща эту палку в знак своего расположения? Очевидно, в то время, когда доктор Мортимер ушел из лечебницы, решив заняться частной практикой. Ему поднесли подарок, это нам известно. Предполагается, что работу в лечебнице он сменил на сельскую практику. Будут ли наши выводы слишком смелыми, если мы скажем, что подарок был сделан именно в связи с его уходом?

Это весьма вероятно.

Теперь отметьте, что он не мог состоять в штате консультантов лечебницы, ибо это допустимо только врачу с солидной лондонской практикой, а такой врач вряд ли уехал бы из города. Тогда кем же он был? Если он работал там, не будучи штатным консультантом, значит, ему отводилась скромная роль куратора, живущего при лечебнице, то есть немногим большая, чем роль практиканта. И он ушел оттуда пять лет назад - смотрите дату на палке. Таким образом, дорогой мой Уотсон, ваш солидный пожилой домашний врач испарился, а вместо него перед нами вырос весьма симпатичный человек около тридцати лет, нечестолюбивый, рассеянный и нежно любящий свою собаку, которая, как я приблизительно прикидываю, больше терьера, но меньше мастифа.

Я недоверчиво рассмеялся, а Шерлок Холмс откинулся на спинку дивана и пустил в потолок маленькие, плавно колеблющиеся в воздухе кольца дыма.

Что касается последнего пункта, то тут вас никак не проверишь, - сказал я, - но кое-какие сведения о возрасте этого человека и его карьере мы сейчас отыщем.

Я снял со своей маленькой книжной полки медицинский справочник и нашел нужную фамилий). Там оказалось несколько Мортимеров, но я сразу же отыскал нашего посетителя и прочел вслух все, что к нему относилось:

«Мортимер Джеймс, с 1882 года член Королевского хирургического общества. Гримпен, Дартмур, графство Девоншир. С 1882 по 1884 год - куратор Черингкросской лечебницы. Удостоен премии Джексона по разделу сравнительной патологии за работу „Не следует ли считать болезни явлением атавистического порядка?“. Член-корреспондент Шведского патологического общества. Автор статей „Аномальные явления атавизма“ („Ланцет“, 1882), „Прогрессируем ли мы?“ („Вестник психологии“, март 1883). Сельский врач приходов Гримпен, Торсли и Хай-Бэрроу».

Ни слова об охотничьем клубе, Уотсон, - с лукавой улыбкой сказал Холмс, - зато действительно сельский врач, как вы тонко подметили. Мои умозаключения правильны. Что же касается прилагательных, то, если не ошибаюсь, я употребил следующие: симпатичный, нечестолюбивый и рассеянный. Уж это я знаю по опыту - только симпатичные люди получают прощальные подарки, только самые нечестолюбивые меняют лондонскую практику на сельскую и только рассеянные способны оставить свою палку вместо визитной карточки, прождав больше часа в вашей гостиной.

Информация от издательства

Художественное электронное издание

Конан Дойл, А.

Собака Баскервилей: повесть / Артур Конан Дойл; пер. с англ. Наталии Волжиной; сопроводит. статья Даниэля Клугера. – М.: Время, 2017. – (Проверено временем).

ISBN 978-5-0011-2048-3

«Собака Баскервилей» (1900) оказалась не просто первым детективным произведением ХХ века, но и одновременно своего рода каноном классического детектива. Сейчас уже трудно поверить, что Артур Конан Дойл (1859–1930) первоначально не планировал вводить в действие своего прославленного героя – сыщик к тому времени уже погиб от рук профессора Мориарти. Но Холмса пришлось воскресить по требованию его поклонников – и он буквально ворвался в повествование. Это большая удача, ведь в результате читатель получил едва ли не самое увлекательное расследование великого сыщика, а история литературы – идеальный образец любимого читателями жанра. А еще историки литературы утверждают, что на момент создания «Собаки Баскервилей» Конан Дойл был самым высокооплачиваемым автором в мировой литературе. Что ж, деньги были потрачены не зря.

При выпуске классических книг нам, издательству «Время», очень хотелось создать действительно современную серию, показать живую связь неувядающей классики и окружающей действительности. Поэтому мы обратились к известным литераторам, ученым, журналистам и деятелям культуры с просьбой написать к выбранным ими книгам сопроводительные статьи – не сухие пояснительные тексты и не шпаргалки к экзаменам, а своего рода объяснения в любви дорогим их сердцам авторам. У кого-то получилось возвышенно и трогательно, у кого-то посуше и поакадемичней, но это всегда искренне и интересно, а иногда – неожиданно и необычно.

В любви к «Собаке Баскервилей» признаётся писатель, автор многих книг детективного и фантастического жанра, а также ряда статей по эстетике жанровой литературы Даниэль Клугер – книгу стоит прочесть уже затем, чтобы сверить своё мнение со статьёй и взглянуть на произведение под другим углом.

© Н. А. Волжина, наследник, перевод, 2017

© Д. М. Клугер, сопроводительная статья, 2017

© Состав, оформление, «Время», 2017

Собака Баскервилей. Повесть

Глава I. Мистер Шерлок Холмс

Мистер Шерлок Холмс сидел за столом и завтракал. Обычно он вставал довольно поздно, если не считать тех нередких случаев, когда ему вовсе не приходилось ложиться. Я стоял на коврике у камина и вертел в руках трость, забытую нашим вчерашним посетителем, хорошую толстую палку с набалдашником – из тех, что именуются «веским аргументом». Чуть ниже набалдашника было врезано серебряное кольцо шириной около дюйма. На кольце было начертано: «Джеймсу Мортимеру, Ч.К.X.О., от его друзей по ЧКЛ» и дата: «1884». В прежние времена с такими палками – солидными, увесистыми, надежными – ходили почтенные домашние врачи.

– Ну-с, Ватсон, какого вы мнения о ней?

Холмс сидел спиной ко мне, и я думал, что мои манипуляции остаются для него незаметными.

– Откуда вы знаете, чем я занят? Можно подумать, что у вас глаза на затылке!

– Чего нет, того нет, зато передо мной стоит начищенный до блеска серебряный кофейник, – ответил он. – Нет, в самом деле, Ватсон, что вы скажете о палке нашего посетителя? Мы с вами прозевали его и не знаем, зачем он приходил. А раз уж нам так не повезло, придется обратить особое внимание на этот случайный сувенир. Обследуйте трость и попробуйте воссоздать по ней образ ее владельца, а я вас послушаю.

– По-моему, – начал я, стараясь по мере сил следовать методу моего приятеля, – этот доктор Мортимер – преуспевающий медик средних лет, к тому же всеми уважаемый, поскольку друзья наделяют его такими знаками внимания.

– Хорошо! – сказал Холмс. – Превосходно!

– Кроме того, я склонен думать, что он сельский врач, а следовательно, ему приходится делать большие концы пешком.

– А это почему?

– Потому что его палка, в прошлом весьма недурная, так сбита, что я не представляю себе ее в руках городского врача. Толстый железный наконечник совсем стерся – видимо, доктор Мортимер исходил с ней немало миль.

– Весьма здравое рассуждение, – сказал Холмс.

– Опять же надпись: «От друзей по ЧКЛ». Я полагаю, что буквы «КЛ» означают клуб, вернее всего охотничий, членам которого он оказывал медицинскую помощь, за что ему и преподнесли этот небольшой подарок.

– Ватсон, вы превзошли самого себя! – сказал Холмс, откидываясь на спинку стула и закуривая папиросу. – Я не могу не отметить, что, описывая со свойственной вам любезностью мои скромные заслуги, вы обычно преуменьшаете свои собственные возможности. Если от вас самого не исходит яркое сияние, то вы, во всяком случае, являетесь проводником света. Мало ли таких людей, которые, не блистая талантом, все же обладают недюжинной способностью зажигать его в других! Я у вас в неоплатном долгу, друг мой.

Я впервые услышал от Холмса такое признание и должен сказать, что его слова доставили мне огромное удовольствие, ибо равнодушие этого человека к моему восхищению им и ко всем моим попыткам предать гласности метод его работы не раз ущемляло мое самолюбие. Кроме того, я был горд тем, что мне удалось не только овладеть методом Холмса, но и применить его на деле и заслужить этим похвалу моего друга.

Холмс взял трость у меня из рук и несколько минут разглядывал ее невооруженным глазом. Потом, явно заинтересовавшись чем-то, отложил папиросу в сторону, подошел к окну и снова стал осматривать палку, но уже через увеличительное стекло.

– Не бог весть что, но все же любопытно, – сказал он, возвращаясь на свое излюбленное место в углу дивана. – Кое-какие данные здесь, безусловно, есть, они и послужат нам основой для некоторых умозаключений.

– Неужели от меня что-нибудь ускользнуло? – спросил я не без чувства самодовольства. – Надеюсь, я ничего серьезного не упустил?

– Увы, дорогой мой Ватсон, бо льшая часть ваших выводов ошибочна. Когда я сказал, что вы служите для меня хорошим стимулом, это, откровенно говоря, следовало понимать так: ваши промахи иногда помогают мне выйти на правильный путь. Но сейчас вы не так уж заблуждаетесь. Этот человек, безусловно, практикует не в городе, и ему приходится совершать большие концы пешком.

– Значит, я был прав.

– В этом отношении – да.

– Но ведь это всё?

– Нет, нет, дорогой мой Ватсон, не всё, далеко не всё. Так, например, я бы сказал, что подобное подношение врач скорее всего может получить от какой-нибудь лечебницы, а не от охотничьего клуба, а когда перед лечебницей стоят буквы «ЧК», название «Чаринг-Кросская» напрашивается само собой.

– Возможно, что вы правы.

– Все наводит на такое толкование. И если мы примем мою догадку за рабочую гипотезу, то у нас будут дополнительные данные для воссоздания личности нашего неизвестного посетителя.

– Хорошо. Предположим, что буквы «ЧКЛ» означают «Чаринг-Кросская лечебница». Какие же дальнейшие заключения можно отсюда вывести?

– А вам ничего не приходит в голову? Вы же знакомы с моим методом. Попробуйте применить его.

– Вывод очевиден: прежде чем уехать в деревню, этот человек практиковал в Лондоне.

– А что, если мы пойдем немного дальше? Посмотрите на это вот под каким углом зрения: почему ему был сделан подарок? Когда его друзья сочли нужным преподнести ему сообща эту трость в знак своего расположения? Очевидно, в то время, когда доктор Мортимер ушел из лечебницы, решив заняться частной практикой. Ему поднесли подарок, это нам известно. Предполагается, что работу в лечебнице он сменил на сельскую практику. Будут ли наши выводы слишком смелыми, если мы скажем, что подарок был сделан именно в связи с его уходом?

– Это весьма вероятно.

– Теперь отметьте, что он не мог состоять в штате консультантов лечебницы, ибо это доступно только врачу с солидной лондонской практикой, а такой врач вряд ли уехал бы из города. Тогда кем же он был? Если он работал там, не будучи штатным консультантом, значит, ему отводилась скромная роль куратора, живущего при лечебнице, то есть немногим большая, чем роль практиканта. И он ушел оттуда пять лет назад – смотрите дату на палке. Таким образом, дорогой мой Ватсон, ваш солидный пожилой домашний врач испарился, а вместо него перед нами вырос весьма симпатичный человек около тридцати лет, нечестолюбивый, рассеянный и нежно любящий свою собаку, которая, как я приблизительно прикидываю, больше терьера, но меньше мастифа.

Я недоверчиво рассмеялся, а Шерлок Холмс откинулся на спинку дивана и пустил в потолок маленькие, плавно колеблющиеся в воздухе кольца дыма.

– Что касается последнего пункта, то тут вас никак не проверишь, – сказал я, – но кое-какие сведения о возрасте этого человека и его карьере мы сейчас отыщем.

Я снял со своей маленькой книжной полки медицинский справочник и нашел нужную фамилию. Там оказалось несколько Мортимеров, но я сразу же отыскал нашего посетителя и прочел вслух все, что к нему относилось:

«Мортимер Джеймс, с 1882 года член Королевского хирургического общества. Гримпен, Дартмур, графство Девоншир. С 1882-го по 1884 год – куратор Чаринг-Кросской лечебницы. Удостоен премии Джексона по разделу сравнительной патологии за работу «Не следует ли считать болезни явлением атавистического порядка?». Член-корреспондент Шведского патологического общества. Автор статей «Аномальные явления атавизма» («Ланцет», 1882), «Прогрессируем ли мы?» («Вестник психологии», март 1883). Сельский врач приходов Гримпен, Торсли и Хай-Бэрроу».

– Ни слова об охотничьем клубе, Ватсон, – с лукавой улыбкой сказал Холмс, – зато действительно сельский врач, как вы тонко подметили. Мои умозаключения правильны. Что же касается прилагательных, то, если не ошибаюсь, я употребил следующие: симпатичный, нечестолюбивый и рассеянный. Уж это я знаю по опыту – только симпатичные люди получают прощальные подарки, только самые нечестолюбивые меняют лондонскую практику на сельскую и только рассеянные способны оставить свою трость вместо визитной карточки, прождав больше часа в вашей гостиной.

– А собака?

– Была приучена носить поноску за хозяином. Эта палка не из легких, собака брала ее посередине и крепко сжимала зубами, следы которых видны совершенно отчетливо. Судя по расстоянию между отметинами, для терьера такие челюсти слишком широки, а для мастифа узки. Возможно, что… Боже мой! Ну конечно коккер-спаниель!

Говоря это, Холмс сначала расхаживал по комнате, потом остановился у оконной ниши. В его последних словах прозвучало такое твердое убеждение, что я недоуменно взглянул на него:

– Послушайте, друг мой, почему вы в этом уверены?

– По той простой причине, что я вижу собаку у наших дверей, а вот и звонок ее хозяина. Не уходите, Ватсон, прошу вас. Вы же с ним коллеги, и ваше присутствие поможет мне. Вот она, роковая минута, Ватсон! Вы слышите шаги на лестнице, эти шаги врываются в вашу жизнь, но что они несут с собой – добро или зло, неизвестно. Что понадобилось человеку науки, доктору Джеймсу Мортимеру, от сыщика Шерлока Холмса?.. Войдите.

Наружность нашего гостя удивила меня, ибо я рассчитывал увидеть типичного сельского врача. Доктор Мортимер оказался очень высоким, худым человеком с длинным носом, торчащим, словно клюв, между серыми, близко посаженными глазами, которые ярко поблескивали за золотой оправой очков. Одет он был, как и подобает человеку его профессии, но с некоторой неряшливостью: сильно поношенный пиджак, обтрепанные брюки. Он уже сутулился, несмотря на молодые годы, и странно вытягивал шею, благожелательно приглядываясь к нам. Как только наш гость вошел в комнату, его взгляд тотчас же упал на трость в руках Холмса, и он с радостным криком потянулся за ней.

– Какое счастье! А я никак не мог вспомнить, где я ее оставил, здесь или в пароходной компании. Потерять такую вещь! Это было бы просто ужасно!

– Подарок? – спросил Холмс.

– Да, сэр.

– От Чаринг-Кросской лечебницы?

– Да, от тамошних друзей ко дню моей свадьбы.

– Ай-ай, как это скверно! – сказал Холмс, покачивая головой.

Доктор Мортимер изумленно заморгал глазами:

– А что же тут скверного?

– Только то, что вы нарушили ход наших умозаключений. Значит, подарок был свадебный?

– Да, сэр. Я женился и оставил лечебницу, а вместе с ней и все надежды на должность консультанта. Надо было обзаводиться собственным домом.

– Ну вот видите, мы не так уж сильно ошиблись, – сказал Холмс. – А теперь, доктор Джеймс Мортимер…

– Что вы, что вы! У меня нет докторской степени, я всего лишь скромный член Королевского хирургического общества.

– И, по-видимому, человек научного склада ума?

– Я имею только некоторое отношение к науке, мистер Холмс: так сказать, собираю раковины на берегу необъятного океана познания. Если не ошибаюсь, я имею честь говорить с мистером Шерлоком Холмсом, а не с…

– Нет, доктор Ватсон вот – перед вами.

– Очень рад познакомиться, сэр. Ваше имя часто упоминается рядом с именем вашего друга. Вы меня чрезвычайно интересуете, мистер Холмс. Я никак не ожидал, что у вас такой удлиненный череп и так сильно развиты надбровные дуги. Разрешите мне прощупать ваш теменной шов. Слепок с вашего черепа, сэр, мог бы служить украшением любого антропологического музея до тех пор, пока не удастся получить самый оригинал. Не сочтите это за лесть, но я просто завидую такому черепу.

Шерлок Холмс усадил нашего странного гостя в кресло.

– Мы с вами, по-видимому, оба энтузиасты своего дела, сэр, – сказал он. – Судя по вашему указательному пальцу, вы предпочитаете сами набивать папиросы. Не стесняйтесь, закуривайте.

Доктор Мортимер вынул из кармана табак и с поразительной ловкостью набил папиросу. Его длинные, чуть дрожащие пальцы двигались проворно и беспокойно, как щупальца у насекомого.

Холмс сидел молча, но быстрые, мимолетные взгляды, которые он бросал на нашего занятного собеседника, ясно говорили о том, что этот человек сильно интересует его.

– Я полагаю, сэр, – начал он наконец, – что вы оказали мне честь своим вчерашним и сегодняшним посещением не только ради обследования моего черепа?

– Нет, сэр, конечно, нет! Правда, я счастлив, что мне представилась такая возможность, но меня привело к вам совсем не это, мистер Холмс. Я человек отнюдь не практической складки, а между тем передо мной внезапно встала одна чрезвычайно серьезная и чрезвычайно странная задача. Считая вас вторым по величине европейским экспертом…

– Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь быть первым? – довольно резким тоном спросил Холмс.

– Труды господина Бертильона внушают большое уважение людям с научным складом мышления.

– Тогда почему бы вам не обратиться к нему?

– Я говорил, сэр, о «научном складе мышления», но как практик вы не знаете себе равных – это признано всеми. Надеюсь, сэр, что я не позволил себе излишней…

– Так, самую малость, – ответил Холмс. – Однако, доктор Мортимер, я думаю, что вы поступите совершенно правильно, если сейчас же, без дальнейших отступлений, расскажете мне, в чем состоит дело, для разрешения которого вам требуется моя помощь.

Глава II. Проклятие рода Баскервилей

– У меня в кармане лежит один манускрипт, – сказал доктор Джеймс Мортимер.

– Я заметил это, как только вы вошли, – сказал Холмс.

– Манускрипт очень древний.

– Начало восемнадцатого века, если только не подделка.

– Откуда вам это известно, сэр?

– Разговаривая со мной, вы все время показываете мне краешек этого манускрипта дюйма в два шириной. Плох же тот эксперт, который не сможет установить дату документа с точностью до одного-двух десятилетий. Вам, может быть, приходилось читать мой небольшой труд по этому вопросу? Я датирую ваш манускрипт тысяча семьсот тридцатым годом.

– Точная дата тысяча семьсот сорок второй. – Доктор Мортимер вынул рукопись из бокового кармана пиджака. – Эта фамильная реликвия была отдана мне на сохранение сэром Чарльзом Баскервилем, внезапная и трагическая смерть которого так взволновала весь Девоншир три месяца назад. Я считал себя не только врачом сэра Чарльза, но и его личным другом. Это был человек властный, умный, весьма практический и отнюдь не фантазер, как ваш покорный слуга. И все же он относился к этому документу очень серьезно и был подготовлен к тому концу, который его постиг.

Холмс протянул руку, взял манускрипт и расправил его на коленях.

– Ватсон, присмотритесь к написанию буквы «s». Это одна из тех особенностей, которые помогли мне установить дату документа.

Я глянул через его плечо на пожелтевшие листы с полустертыми строками. Вверху страницы было написано: «Баскервиль-холл», а ниже стояли крупные, размашистые цифры: «1742».

– Это, по-видимому, какая-то запись.

– Да, запись одного предания, которое живет в роду Баскервилей.

– Но, насколько я понял, вы пришли посоветоваться со мной по вопросу более практическому и более близкому к нам по времени.

– Да, животрепещуще близкому! Он не терпит отлагательств, его надо решить в течение суток. Рукопись совсем короткая, и она имеет непосредственное отношение к делу. С вашего позволения, я прочту ее вам.

Откинувшись на спинку кресла, Холмс сомкнул концы пальцев и с видом полной покорности судьбе закрыл глаза. Доктор Мортимер повернулся к свету и высоким скрипучим голосом начал читать нам следующую любопытную повесть древних времен:

– «Много есть свидетельств о собаке Баскервилей, но, будучи прямым потомком Хьюго Баскервиля и будучи наслышан о сей собаке от отца своего, а он – от моего деда, я положил себе записать сию историю, в подлинности коей не может быть сомнений. И я хочу, дети мои, чтобы вы уверовали, что высший судия, наказующий нас за прегрешения наши, волен и отпустить их нам с присущим ему милосердием и что нет столь тяжкого проклятия, коего нельзя было бы искупить молитвой и покаянием. Так предайте же забвению страшные плоды прошлого, но остерегайтесь грешить в будущем, дабы снова всем нам на погибель не даровать свободу темным страстям, причинившим столько зла всему нашему роду.

Знайте же, что во времена Великого восстания (историю его, написанную лордом Кларендоном, мужем большой учености, я всячески советую вам прочесть) владетелем поместья Баскервиль был Хьюго, того же рода, и этого Хьюго можно со всей справедливостью назвать человеком необузданным, нечестивым и безбожным. Соседи простили бы ему все его прегрешения, ибо святые никогда не водились в наших местах, но в натуре Хьюго была наклонность к безрассудным и жестоким шуткам, что и сделало имя его притчей во языцех во всем Девоне. Случилось так, что этот Хьюго полюбил (если только можно назвать его темную страсть столь чистым именем) дочь одного фермера, земли коего лежали поблизости от поместья Баскервилей. Но юная девица, известная своей скромностью и добродетелью, страшилась одного его имени и всячески его избегала. И вот однажды, а было это в Михайлов день, Хьюго Баскервиль отобрал из своих товарищей шестерых, самых отчаянных и беспутных, прокрался к ферме и, зная, что отец и братья девицы находятся в отлучке, увез ее. Вернувшись в Баскервиль-холл, он спрятал свою пленницу в одном из верхних покоев, а сам, по своему обычаю, стал пировать с товарищами. Несчастная чуть не лишилась ума, слыша пение, крики и страшные ругательства, доносившиеся снизу, ибо, по свидетельству тех, кто знал Хьюго Баскервиля, он был столь несдержан на язык во хмелю, что, казалось, подобные богохульные слова могут испепелить человека, осквернившего ими уста свои. Под конец страх довел девушку до того, что она отважилась на поступок, от коего отказался бы и самый ловкий и смелый мужчина, а именно: выбралась на карниз, спустилась на землю по плющу, что оплетал (и по сию пору оплетает) южную стену замка, и побежала через болото в отчий дом, отстоявший от баскервильского поместья на три мили.

По прошествии некоторого времени Хьюго оставил гостей с намерением отнести своей пленнице еду и питье, а может статься, в мыслях у него было и нечто худшее, но увидел, что клетка опустела и птичка вылетела на волю. И тогда его обуял дьявол, ибо, сбежав вниз по лестнице в пиршественный зал, он вскочил на стол, разметал фляги и блюда и поклялся во всеуслышание отдать тело свое и душу силам зла, лишь бы настигнуть беглянку. И пока сотрапезники его стояли, пораженные бушевавшей в нем яростью, один из них, самый бессердечный или самый хмельной, крикнул, что надо пустить собак по следу. Услышав такие слова, Хьюго выбежал из замка, приказал конюхам оседлать его вороную кобылу и спустить собак и, дав им понюхать косынку, оброненную девицей, поскакал следом за громко лающей сворой по залитому лунным светом болоту.

Сотрапезники его некоторое время стояли молча, не уразумев сразу, из-за чего поднялась такая суматоха. Но вот до их отуманенного винными парами рассудка дошло, какое черное дело будет содеяно на просторах торфяных болот. Тут все закричали: кто требовал коня, кто пистолет, кто еще одну флягу вина. Потом, несколько одумавшись, они всей оравой, числом тринадцать человек, вскочили на коней и присоединились к погоне. Луна сияла ярко, преследователи скакали все в ряд по тому пути, каким, по их расчетам, должна была бежать девица, если она имела намерение добраться до отчего дома.

Проехав милю или две, они повстречали пастуха со стадом и спросили его, не видал ли он погоню. А тот, как рассказывают, сначала не мог вымолвить ни слова от страха, но потом все же признался, что видел несчастную девицу, по следам коей неслись собаки. „Но я видел и нечто другое, – присовокупил он. – Хьюго Баскервиль проскакал мимо меня на вороной кобыле, а за ним молча гналась собака, и не дай мне боже увидеть когда-нибудь такое исчадие ада у себя за спиной!”

Пьяные сквайры обругали пастуха и поскакали дальше. Но вскоре мороз пробежал у них по коже, ибо они услышали топот копыт, и вслед за тем вороная кобыла, вся в пене, пронеслась мимо них без всадника и с брошенными поводьями. Беспутные гуляки сбились в кучу, обуянные страхом, но все же продолжали путь, хотя каждый из них, будь он здесь один, без товарищей, с радостью повернул бы своего коня вспять. Они медленно продвигались вперед и наконец увидели собак. Вся свора, издавна славившаяся чистотой породы и свирепостью, жалобно визжала, теснясь у спуска в глубокий овраг, некоторые собаки крадучись отбегали в сторону, а другие, ощетинившись и сверкая глазами, порывались пролезть в узкую расселину, что открывалась перед ними.

Всадники остановились, как можно догадаться, гораздо более трезвые, чем они были, пускаясь в путь. Большинство из них не решалось сделать вперед ни шагу, но трое самых смелых или же самых хмельных направили коней в глубь оврага. И там взорам их открылась широкая лужайка, а на ней – два больших каменных столба, поставленных здесь еще в незапамятные времена. Такие столбы попадаются на болотах и по сию пору. Луна ярко освещала лужайку, посреди которой лежала несчастная девица, скончавшаяся от страха и потери сил. Но не при виде ее бездыханного тела и не при виде лежащего рядом тела Хьюго Баскервиля почувствовали трое бесшабашных гуляк, как волосы зашевелились у них на голове. Нет! Над Хьюго стояло мерзкое чудовище – огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видеть смертному. И это чудовище у них на глазах растерзало горло Хьюго Баскервилю и, повернув к ним свою окровавленную морду, сверкнуло горящими глазами. Тогда они вскрикнули, обуянные страхом, и, не переставая кричать, помчались во весь опор по болотам. Один из них, как говорят, умер в ту же ночь, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем, а двое других до конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения.

Таково, дети мои, предание о собаке, причинившей с тех самых пор столько бед нашему роду. И если я решил записать его, то лишь в надежде на то, что знаемое меньше терзает нас ужасом, чем недомолвки и домыслы.

Есть ли нужда отрицать, что многие в нашем роду умирали смертью внезапной, страшной и таинственной? Так пусть же не оставит нас провидение своей неизреченной милостью, ибо оно не станет поражать невинных, рожденных после третьего и четвертого колена, коим грозит отмщение, как сказано в Евангелии. И сему провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно.

(Написано рукой Хьюго Баскервиля для сыновей Роджера и Джона, и приказываю им держать всё сие в тайне от сестры их, Элизабет)».

Прочитав это странное повествование, доктор Мортимер сдвинул очки на лоб и уставился на мистера Шерлока Холмса. Тот зевнул и бросил окурок в камин.

– Ну и что же? – сказал он.

– По-вашему, это неинтересно?

– Интересно для любителей сказок.

Доктор Мортимер вынул из кармана сложенную вчетверо газету:

– Хорошо, мистер Холмс. Теперь мы познакомим вас с более современным материалом. Вот номер «Девонширской хроники» от четырнадцатого июня сего года. В нем помещен короткий отчет о фактах, установленных в связи со смертью сэра Чарльза Баскервиля, постигшей его за несколько дней до этого.

Мой друг чуть подался вперед, и взгляд у него стал сразу внимательным. Поправив очки, доктор Мортимер начал:

– «Скоропостижная смерть сэра Чарльза Баскервиля, возможного кандидата от партии либералов на предстоящих выборах, произвела очень тяжелое впечатление на весь Средний Девоншир. Хотя сэр Чарльз сравнительно недавно обосновался в Баскервиль-холле, своим радушием и щедростью он успел снискать себе любовь и уважение всех, кому приходилось иметь с ним дело. В наши дни владычества нуворишей приятно знать, что потомок древнего рода, знававшего лучшие времена, смог собственными руками нажить себе состояние и обратить его на восстановление былого величия своего имени. Как известно, сэр Чарльз совершал весьма прибыльные операции в Южной Африке. В противоположность тем людям, которые не останавливаются до тех пор, пока колесо фортуны не повернется против них, он, со свойственной ему трезвостью ума, реализовал свои доходы и вернулся в Англию с солидным капиталом. В Баскервиль-холле сэр Чарльз поселился всего лишь два года назад, но слухи о различных усовершенствованиях и планах перестройки поместья, прерванных его смертью, успели распространиться повсюду. Будучи бездетным, он не раз выражал намерение еще при жизни облагодетельствовать своих земляков, и у многих из здешних жителей есть личный повод оплакивать его безвременную кончину. О щедрых пожертвованиях сэра Чарльза на нужды благотворительности как в местном масштабе, так и в масштабе всего графства неоднократно упоминалось на страницах нашей газеты.

Нельзя сказать, чтобы следствию удалось полностью выяснить обстоятельства смерти сэра Чарльза Баскервиля, хотя оно все же положило конец слухам, рожденным местными суеверными умами. У нас нет никаких оснований подозревать, что смерть последовала не от естественных причин. Сэр Чарльз был вдовец и, если можно так выразиться, человек со странностями. Несмотря на свое большое состояние, он жил очень скромно, и весь штат домашней прислуги в Баскервиль-холле состоял из супружеской четы Бэрриморов. Муж исполнял обязанности дворецкого, жена – экономки. В своих показаниях, совпадающих с показаниями близких друзей покойного, Бэрриморы отмечают, что здоровье сэра Чарльза за последнее время заметно ухудшилось. По их словам, он страдал болезнью сердца, о чем свидетельствовали резкие изменения цвета лица, одышка и подавленное состояние духа. Доктор Джеймс Мортимер, близкий друг и домашний врач покойного, подтвердил это в своих показаниях.

С фактической стороны все обстояло весьма просто. Сэр Чарльз Баскервиль имел обыкновение гулять перед сном по знаменитой тисовой аллее Баскервиль-холла. Чета Бэрриморов показывает, что он никогда не изменял этой привычке. Четвертого июня сэр Чарльз объявил о своем намерении уехать на следующий день в Лондон и приказал Бэрримору приготовить ему вещи к отъезду, а вечером, как обычно, отправился на прогулку, во время которой он всегда выкуривал сигару. Домой сэр Чарльз больше не вернулся. В полночь, увидев, что дверь в холл все еще открыта, Бэрримор встревожился, зажег фонарь и отправился на поиски своего хозяина. В тот день было сыро, и следы сэра Чарльза ясно виднелись в аллее. Посередине этой аллеи есть калитка, которая ведет на торфяные болота. Судя по некоторым данным, сэр Чарльз стоял около нее несколько минут, потом пошел дальше… и в самом конце аллеи был обнаружен его труп.

Тут остается невыясненным одно обстоятельство. Бэрримор показывает, что как только сэр Чарльз отошел от калитки, характер его следов изменился – по-видимому, дальше он ступал на цыпочках. В то время по болоту, недалеко от аллеи, проходил цыган-барышник, некий Мерфи. Он слышал крики, но не мог определить, в какой стороне они раздавались, так как, по собственному признанию, был сильно пьян. Никаких следов насилия на теле сэра Чарльза не обнаружено. Правда, медицинская экспертиза отмечает изменившееся до неузнаваемости лицо покойного – доктор Мортимер даже отказался сначала верить, что перед ним лежит его друг и пациент, но подобное явление нередко сопровождает смерть от удушья и упадка сердечной деятельности. Это подтвердилось в результате вскрытия, которое дало полную картину застарелого органического порока сердца. Основываясь на данных медицинской экспертизы, следствие пришло к заключению о скоропостижной смерти, что значительно облегчает положение дел, так как желательно, чтобы наследник сэра Чарльза поселился в Баскервиль-холле и продолжал прекрасные начинания своего предшественника, прерванные таким трагическим концом. Если б прозаически точные выводы следователя не положили конец романтическим домыслам в связи со смертью сэра Чарльза, которые передавались по всему графству из уст в уста, то Баскервиль-холлу трудно было бы найти хозяина. Как говорят, ближайшим родственником сэра Чарльза является мистер Генри Баскервиль (если он жив), сын среднего брата покойного. По последним имеющимся у нас сведениям, этот молодой человек находится в Америке. Сейчас приняты меры к тому, чтобы разыскать его и сообщить о полученном им большом наследстве».

Доктор Мортимер сложил газету и сунул ее в карман.

– Вот все, что сообщалось о смерти сэра Чарльза Баскервиля, мистер Холмс.

– Вы ознакомили меня с делом, которое, безусловно, не лишено некоторого интереса, и я вам очень признателен за это, – сказал Шерлок Холмс. – В свое время мне приходилось читать о нем в газетах, но тогда я был так занят историей с ватиканскими камеями и так старался услужить папе, что прозевал несколько любопытных дел в Англии. Значит, это все, что сообщалось о смерти сэра Чарльза?

Серое стальное небо, непрекращающийся дождь, туманы, которые покрывают стылую землю, устрашающие топи и проникают во все щели древнего Баскервиль-холла. И над всем этим- зловещий вой, от которого пробирает дрожь. Как часто воображение рисовало эту картину, когда погружалась в это повествование о старых тайнах и новых преступлениях, коварстве и мести, любви и предательстве.

Я до сих пор люблю «Собаку Баскирвилей». Люблю за то, что перенес Конан Дойл действие из туманного Лондона в не менее туманную и сырую глубинку, за описания этой неспешной и внешне мирной, но наполненной шекспировскими страстями, жизни маленького городка. Люблю за таких колоритных героев: ставшего любимым персонажем анекдотов «идеального» дворецкого Бэрримора и его экзальтированную супругу, за трагическую Лауру Лайонс и за простоватого доктора Мортимера и, конечно, за Стэплтона, который, конечно, злодей, но злодей романтичный.

Кто же, как не романтик, да еще и с буйным воображением, мог додуматься вызвать к жизни древнюю легенду для организации убийства соперника, использовать не яд или наемного убийцу - страх перед таинственным роком в виде гигантской собаки. Всегда поражало, каких же трудов стоило Стэплтону подобное преступление!

Но самое лучшее в романе - это контраст между мистической и таинственной атмосферой и прагматизмом и логикой Холмса. И даже в глубине души жаль, что последнее побеждает, и такая завораживающая тайна на поверку оказывается просто ловкой мистификацией ради денег.

Оценка: 10

Из всего цикла произведений о Шерлоке Холмсе именно роман «Собака Баскервилей», бесспорно, наиболее популярен. В чём же секрет такого успеха книги, написанной более ста лет назад?

Конечно же, в наших краях свою лепту в него внесла блестящая экранизация романа Игорем Масленниковым. Однако для меня в том и привлекательность фильма, что режиссёр в основных моментах не отступил от сюжета книги. Но хватит о фильме. Книга и без него достойна всяческого интереса и немалой похвалы.

Ну кого может оставить равнодушным образ гениального сыщика Шерлока Холмса, с лёгкостью распутывающего загадочные случаи и всегда способного изобличить виновного в злодействе благодаря своей исключительной наблюдательности, находчивости, логичности мышления, острому уму и огромным знаниям, ну и конечно же знаменитому дедуктивному методу? Для более полного и удачного построения сюжета Конан Дойл наделил Холмса напарником - нашим добрым знакомым доктором Ватсоном (впрочем, за «Ватсона» спасибо именно фильму; в моей книжке фамилия доктора - Уотсон). Конечно же, а каким ещё образом Шерлок Холмс - человек рациональный и немногословный - поведал бы нам с вами про ход своих размышлений, раз за разом выводящих негодяев на чистую воду, если не в общении с добрым доктором, как бы изложил суть своего знаменитого метода? Приём, который и до Конан Дойла использовался, например, Эдгаром По - сыщик и напарник. И наивность Ватсона, персонажа во всех отношениях положительного, в очередной раз изумившегося проницательностью своего друга, чтобы затем понять, что «это элементарно» - тоже необычайно мила нашему сердцу и уму.

Но в «Собаке Баскервилей» в повествование автор привнёс чрезвычайно привлекательную для читателя (особенно - любителя фантастики) мистическую составляющую, загадку, от которой веет потусторонним холодом. Признаюсь: при чтении легенды рода Баскервилей этот холод овеял и меня, заставляя мороз погулять по коже и ощутить настоящую жуть. «Не выходите на болота ночью, когда силы зла властвуют безраздельно!» - помните? Ну как, пробежали мурашки? Да? Тогда вы меня понимаете!

Именно из-за этой составляющей я считаю «Собаку» произведением, которое как бы граничит с мистическим жанром, хоть по сути и является детективом.

Если загадка так значительна и интересна, то нельзя, чтоб она разрешилась быстро. Более того, необходимо искусно нагнетать атмосферу тревожности, создавая приличествующий антураж - и вот возникают унылые безлюдные болота и древний мрачный Баскервилль-Холл как сцена повествования; необходим так же человек извне, непривычный к медленной и размеренной жизни описанных в романе мест - сэр Генри Баскервилль - которому всё окружающее должно быть в новинку, в удивление. Но со сцены на время нужно убрать самого Холмса - иначе в его присутствии тайна разрешилась бы намного быстрей. Затем повествование следует наполнить другими персонажами, и желательно не статистами, а людьми, так или иначе связанными с основной загадкой, которые, каждый в свой час, добавят свою необходимую частичку к ответу на главный вопрос, и необъяснимыми событиями, которые прибавляют к интриге всё больше и больше напряжения. И наконец - кульминация и развязка - ловушка для охотника и заслуженное возмездие для злодея.

Я почему перечислил сейчас всё то, к чему прибег Конан Дойл при создании своего знаменитого произведения?; а ведь именно мастерское выполнение и совмещение всех этих приёмов как раз является тем, что сделало «Собаку» такой знаменитой, ценимой и любимой множеством читателей за эту сотню с малым лет, и я не сомневаюсь, что и в будущем роман будет оставаться всё так же популярным. Моя книга Конан Дойла с этим романом... Она выглядит очень старой и зачитанной. Это я её так за все года - не даю ведь ей покоя. Но знаете - если неновая книга смотрится потёртой и дряхлой, это, быть может, минус её владельцу, но огромный плюс её автору.

И вот ещё о чём подумалось (но это уже в шутку). А ведь в книжке совсем немногое надо изменить, чтоб она перешла границу жанров и стала полноправным мистическим произведением, да ещё не из худших:

Спойлер (раскрытие сюжета)

надо лишь, чтоб Степлтон не купил где-то этого пса, а, ковыряясь среди старых книг, может быть, даже в Баскервилль-Холле, обнаружил одну странную и очень древнюю, например, в чёрном переплёте и, скажем, с перевёрнутой пентаграммой на обложке, и прочитал затем из неё несколько строчек на неизвестном гортанном языке, которые были напечатаны на странице под рисунком странного и страшного существа, похожего на огромную собаку... Ну и пули тогда в револьверах Холмса, Лестрейда и Ватсона в конце просто должны быть серебряными. А больше в повествовании ничего менять и не надо:wink:

Оценка: 10

Собственно, довольно интересная ситуация с этим романом. Он является одним из лучших и, без сомнения, самым известным романом Конан Дойля. Но написан он был автором уже после того, как тот «убил» Холмса, под давлением издательств и читателей. Это обстоятельство делает честь автору - во-первых, он смог создать такого героя известного и любимого всеми героя, и во-вторых, даже не желая больше писать об английском сыщике, тот выдает невероятно шикарное произведение.

Мои впечатления, разумеется, строго положительные. Запутанная история, где уместилась не одна, а пол дюжины тайн, каждая из которых имеет свою собственную неожиданную развязку, причем все эти истории аккуратно связаны в одну, собственно, основную.

Разделяю мнение читателей - одно из лучших произведений Артура.

10 Баллов!

Оценка: 10

Возможно, это лучшая вещь из всего цикла о Холмсе. Конан Дойл написал её после десятилетнего перерыва, в промежутке между гибелью Холмса и его возвращением. События разворачиваются за год или два до женитьбы Уотсона. Оживлять Холмса ещё и в мыслях не было. Но именно после выхода «Собаки» англичане единодушно потребовали вернуть героя, и автору пришлось сдаться.

«Собака Баскервилей» - это не совсем детектив. Кое-что от детектива, кое-что от готического романа былых времён, кое-что от будущих триллеров. Холмс, как известно, действует только в первых и последних главах. Поначалу он терпит неудачи, да и финал не блестящий. Чуть не скормил клиента собаке. И всё-таки получился настоящий шедевр. Кто не согласен, пусть вспомнит свои самые первые впечатления от книги.

В чём же секрет такого ошеломляющего успеха? Версий можно предложить много. Герои здесь на редкость убедительны, и главные, и второстепенные. Для детектива это даже роскошь, так как может преждевременно раскрыть интригу. Следствие постоянно натыкается на препятствия в форме бытовых мелочей и неожиданных поступков окружающих. Мелочи эти естественны, но учесть их заранее практически невозможно. Как обычно и бывает.

И, конечно, самое главное – атмосфера романа. Если кого-то из нас попросить теперь назвать какое-нибудь английское графство, большинство, вероятно, назовёт Девоншир. Страна болот и невысоких гранитных утёсов под пером автора превратилась в волшебное царство. Причём это царство органично вписывается в викторианскую Англию с её кэбами, паровозами, безоружными полисменами и почтой, доставляющей письма в день отправки.

Собственно, версия событий, предложенная Холмсом, почти столь же фантастична, как и старая легенда о чудовище с болот. Но благодаря таланту писателя в равной мере обрели бессмертие и злая собака из 1887, и демонический пёс, веками преследующий род Баскервилей.

Оценка: 10

Сельский врач Джеймс Мортимер обращается к Шерлоку Холмсу за помощью. Он рассказывает о зловещей легенде, связанной с фамилией Баскервилей и записанной одним из представителей этой семьи, прямым потомком Хьюго Баскервиля, чье ужасное преступление навлекло проклятие на Хьюго и его род. Согласно легенде, всех отпрысков семейства в роковой час смерти ожидает встреча с огромной дьявольской собакой.

Этот роман, наряду с «Пестрой лентой», является для меня одним из двух наиболее запоминающихся произведений о Шерлоке Холмсе, с которыми имя сыщика ассоциируется еще с детства.

Неповторимая атмосфера таинственного Гримпена, каменных остатков жилищ древних людей, мрачных пустошей и зловещих торфяников Дартмура, укрытых туманом, тишину над которыми разрывает потусторонний вой адской твари, - все это описано автором столь живописно, что читателю не составит никакого труда погрузиться в повествование с головой и стать свидетелем всех событий, очевидцем которых по воле автора оказывается Ватсон. Теперь кажется, что атмосфера в романе отыгрывает настолько значимую роль, что отодвигает в сторону детективный сюжет и фигуру Холмса, даже без учета мрачной предыстории, нагнетающей напряжение.

Что касается детективного элемента, я не могу сказать, что он порадовал. Первые две трети действительно интересно следить за поворотами сюжета: тихо следовать по пятам за Берримором, прислушиваться к звукам с пустоши, с опаской поглядывать в сторону топей и ожидать в древней каменной лачуге таинственного незнакомца, - но вот к началу финальной трети ты уже знаешь, кто преступник. Единственная неизвестная переменная теперь касается лишь того, будет ли спасен молодой Генри Баскервиль. И хотя надеешься, что Конан Дойл припрятал хитрый твист, который заставит удивиться самого Холмса, этого не происходит.

Однако, как я уже писал выше, книга эта прочно засела у меня в голове. И дело тут не в том, что сюжет я знал с малых лет, совсем напротив - «Собаку Баскервилей» я прочитал только сейчас. Тем не менее, есть истории, которые запоминаются благодаря определенным стойким ассоциациям. Они становятся культурным явлением и тут уж хочешь не хочешь, а никуда от них не денешься. Так происходит и в данном случае: из-под корешка этой книги по ночам выползает туман, заполняет комнату, застилая лунный свет, а откуда-то из белесой мглы на тебя смотрит притаившийся зверь, остается лишь затаить дыхание и напряженно вслушиваться в мрачную песнь пустоши, боясь услышать знакомый леденящий крик.

Оценка: 10

Боюсь оказаться необъективным, потому что отношу себя к поклонникам сэра Артура и его литературных персонажей. Но «собака Баскервилей» - это одно из лучших, если не самое лучшее произведение английской литературы вообще и романов Конан Дойля. Как тонко и интересно изображены английские пейзажи, в которые вписаны леденящую душу легенды и предания Старой Англии! А чего стоят описания героев? Право слово, тот самый таинственнй беглец, оказавшийся беглым каторжником, выписан нисколько не хуже, нежели сам сыщик!

Можно сравнить Артура конан Дойля с великими живописцами, для которых не имело значения, что они пишут на холсте - портрет человека из высшего света или уличная девчушка.

Оценка: 10

Сколько переизданий, сколько экранизаций этого романа! Здесь есть все, что так привлекает читателя: множество интриг, любовная линия, мистика (которая на поверку оказывается самой что ни на есть реальностью), живописная легенда о древнем проклятии. Герои постоянно ходят по краю, мы не знаем, кто погибнет следующий, от жуткого завывания на болотах в жилах стынет кровь. И даже если мы все заранее знаем и сюжет выучили наизусть, как только появляется очередная экранизация, мы снова пересматриваем, и снова цепенеем от страха. Этот роман действительно жемчужина среди всех произведений о Шерлоке Холмсе. Очень жаль, что сейчас нет хоть немного похожих авторов, которые умели бы создать подобную атмосферу без излишне кровавых подробностей, так тонко играя на человеческих страхах и пороках.

Оценка: 10

Просторы древней Англии были окутаны туманами. Как и всегда, как и теперь. Болотистая земля на юго-западной оконечности этого острова, с давних времён заселялась людьми. Вот они возводят утлые хижины на окраине смертельно опасных болот, вырубают жилища в крепких костях земли каменистых холмов. Дивные руки мастеров создают причудливые инструменты из камня, шьют одежду из шкур, они ставят менгиры и возводят дольмены - то, что веками позже будут исследовать поколения учёных, среди которых был некий доктор Мортимер. Вот один из них, высокий, рыжий мастеровой, возможно, даже предок тех людей, которые многими веками позже обоснуются в огромном, с его точки зрения, каменном строении, и назовут себя именем Баскервили. Он мастерит что-то на краю своего жилья, при свете костра, и вглядывается настороженным взором в шелестящую тишину болот. Темнота и тихое шуршание неведомой жизни настораживает его... И тут туман разрывает жуткий вой - кто знает, чей, может быть, волка, может быть собаки... Если не более страшного и жуткого существа, сияющего мертвенно-бледным светом, скачущего сквозь мрак и ищущего свою жертву...

Прошу прощения за это слегка лирическое отступление, но именно такая атмосфера складывается вокруг дартмурских болот и старинной родовой легендой, на фоне древних остатков жизни человеческой они кажутся лишь мгновением на фоне молчаливых тысячелетий. Это даже не детектив, поскольку Холмс появляется здесь ровно там, где нужно, чтобы «завести» сюжет в чёткие рамки детектива. А так - это мистика, и для её отображения нужен был впечатлительный и романтичный доктор Уотсон. Древние болота, старинный молчаливый замок, странные люди, живущие вокруг, ощущение чего-то дремучего, угрожающего и гнетущего - вот что создаёт неповторимую атмосферу этой необычной вещи. Таинственное - вот главный герой этого романа, и Конан Дойл прекрасно знает, как играть с воображением читателя, подкидывая ему один смутно узнаваемый образ за другим, играя с его тайными страхами, засевшими глубоко-глубоко в суть его сознания...

Хотя и как детектив это очень хорошо, поскольку здесь он смотрится очень органично. Изощрённое убийство требует действительно большой фантазии и для преступника, и для сыщика, и автор прекрасно сплетает готическую таинственность с холодной логикой Шерлока Холмса, образуя из них практически «диалектическое единство».

В общем и целом, это прекрасный межжанровый эксперимент, хорошо продуманный и прекрасно написанный. Вероятно, это лучший роман Артура Конан Дойла за всю его творческую жизнь, поскольку найти такой баланс самых разных элементов ему, как мне помнится, не удавалось...

Оценка: 9

Хрестоматийный образец детектива и одна из лучших вещей Конан Дойля. Хладнокровный и хитрый преступник и мастер дедукции, побеждающий преступника умом и решимостью. Примечательно,

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

что один злодей в повести гибнет случайно (Селдон), а другого карает сама природа (Степлтон гибнет в болоте)

.

Как хорошо описаны зловещие болота - их будто видишь своими глазами. Очень хорош (

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

хотя и играет мало роли в сюжете

) старик Френкленд, борющийся то за права общины, то за частную собственность. Это называется синдром сутяжничества. В книге читать об этом забавно, но не дай Бог такого соседа в реальности:smile:.

В Англии много легенд об адских псах. Конан Дойль замечательно воспользовался одной из них.

Повесть написана в 1902 году. Великобритания на вершине могущества, Англия - «остров мирный и веселый», и хотя болота помнят мрачных первобытных людей и помнят злодеев средневековья, Шерлок Холмс - воплощение рациональной эпохи - изгоняет призраков прошлого.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Интересно, питал ли сэр Чарльз к Лоре только жалость или еще и какую-то нежность:smile:? Больно читать, что это чувство его и погубило - он пришел к калитке, чтобы встретиться с Лорой.

.

Есть в повести эпизод, который не мог напугать ее первых читателей, но который для нас выглядит предвестием будущего зла. Добрейший доктор Мортимер говорит: «Одного взгляда на круглый череп нашего друга достаточно, чтобы обнаружить в нем представителя кельтской расы, с ее восторженностью, с ее склонностью к сильным чувствам». Первые читатели повести не могли знать, что через сорок лет Британия будет воевать с державой, помешавшейся (среди прочего) на измерении черепов.

Фильм с Ливановым и Соломиным - тоже уже классика. Мы с отцом смотрели его в сельском клубе, и страшно было возвращаться через лес. А вот фразы: «Овсянка, сэр» в повести нет.:smile::smile::smile:

Оценка: 10

Гениально! Браво!

Одна из немногих книг, которым без угрызений совести готов ставить десять и даже одинадцать баллов из десяти!

Но, попробую описать свои чувства подетальнее.

Что необычно, это то, что роман захватывает буквально с первых слов. Нет никакой раскачки, рассасывания предыстории. Все четко и по делу, не теряя при этом художественного веса. Незначительные и странные на первый взгляд детали в конце играют главную роль! Сколько раз не встречался этот прием в произведениях Дойла, а своего эффекта он не потерял! Я же сразу обратил на них внимание, но что до такого дойдет, даже и не предполагал.

Атмосфера на протяжении всего романа царит мрачная и непредсказуемая. Постоянно ждешь удара адского пса из вековой легенды, который охотится на отпрысков древнего рода. А разгадка оказывается такой жизненной и прозаичной.

Построен роман идеально. Нет пробелов и лишнех деталей, которые не играют никакой роли. Даже беглый преступник сыграл свою, хоть и безутешную, но очень важную партию. Интересно входит на сцену Холмс.

Удовольствие получил очень большое. Уважение автору.:appl:

Оценка: 10

«Из 500 моих дел это самое сложное и запутанное», - говорит Холмс в этом романе, и трудно с ним не согласиться. И про своего противника великий сыщик не раз повторяет, что это самый достойный его враг. Уж какой там профессор Мориарти! Тот был придуман лишь с одной целью - избавить, наконец, автора от надоевшего героя. В «Собаке Баскервилей» целая галерея весьма ярких персонажей и все они вполне живые, полнокровные люди. Думается, в этом секрет громадного успеха этой книги. А еще здесь потрясающая атмосфера, и если даже знаешь сюжет до тонкостей, можно перечитать роман холодным осенним дождливым вечером (так и хочется добавить вслед за автором: «когда силы зла властвуют безраздельно»), и снова поверишь в легенду о собаке Баскервилей и в ту Англию, которой давно уже нет...

Оценка: 10

Довольно часто бывает так, что начитавшись хвалебных рецензий, наслушавшись восторженных отзывов друзей и знакомых, решаешь прочесть ту или иную книгу, а в итоге ощущаешь полнейшее разочарование. К счастью, роман «Собака Баскервилей» к этой категории не относится. Если честно, мне даже сложно представить себе человека, которому эта книга могла бы не понравиться, настолько она увлекательна, разнопланова и выверена до самых мелочей, что ограничиться одним прочтением здесь вряд ли возможно, и, открывая знакомые страницы, ты вновь и вновь переживаешь волнение, страх и нарастающее напряжение, неважно, что финал уже известен, имя убийцы само всплывает в памяти, а тайна родового проклятия стала уже притчей во языцех - здесь есть какая-то магия, очарование неведомого, которые не под силу разрушить даже рациональным авторским объяснениям.

На этот раз Холмс расследует таинственную гибель владетеля Баскервиль-холла, имения в графстве Девоншир, по просьбе его наследника, которому также может грозить опасность. В центре сюжета - старинная легенда о родовом проклятии - адский пес неотвратимо преследует Баскервилей за прегрешения их далекого предка, погибшего на болотах от клыков неведомой твари. Здесь сразу же возникает ассоциация с псами Тиндала, созданными фантазией Фрэнка Белнапа Лонга, входившего в круг почитателей Г.Ф. Лавкрафта. Вообще, мотив неотвратимого сверхъестественного возмездия - от мифов Эллады с их неотступными эриниями, до современного психологического хоррора - неизменно будит самые глубокие страхи человеческого подсознания, и это неудивительно, ведь каждый из нас грешен.

Действие романа происходит как в урбанистической суматохе столичного Лондона, так и в провинциальной тиши патриархального Девоншира. Лондон служит декорацией к завязке и эпилогу произведения, где первую скрипку играет Холмс, а основное действие разворачивается в сельской местности и там, внезапно, на первый план выходит доктор Ватсон, который пытается самостоятельно, в отсутствие Шерлока, вести расследование, и нельзя сказать, что у него это плохо получается. Наивысшей похвалы достойны девонширские антуражи - такую мрачную, насыщенную безысходностью готику редко отыщешь даже в профильных произведениях этого жанра.

Давящая атмосфера Баскервиль-холла сродни средневековым замкам с привидениями, здесь каждый скрип половицы, каждое завывание ветра, в котором слышится женский плач, заставляют с ужасом втягивать голову в плечи. Бескрайние торфяные просторы Гримпенской трясины, окрашенные дневным очарованием осеннего леса, по ночам разносят по округе демонический вой, от которого стынет кровь, а луна вот-вот готова высветить зловещие силуэты неведомых монстров. Здесь всё дышит духом древности - развалины мегалитических построек, таинственные каменные монолиты и множество неисследованных пещер, в глубине которых может скрываться всё что угодно.

Подбор второстепенных персонажей романа просто идеален - каждый из них скрывает свои тайны, каждому предстоит в свою очередь сыграть ключевую роль в сюжете произведения. Дворецкий Бэрримор со своей женой будто бы плоть от плоти Баскервиль-холла, у них своя история, своя драма, достойные отдельного рассказа. Дополнительной остроты сюжету придает наличие беглого преступника Селдона, который скрывается на болотах и в любой момент может напасть на местных обитателей. Особо интересны соседи Генри Баскервиля - каждый из них яркая неординарная личность с нетривиальным хобби. Такие разные внешне брат и сестра Стэплтоны, проживающие в Меррипит-Хаус, приятель покойного сэра Чарльза доктор Мортимер, склочный старик Фрэнкленд и его дочь Лаура Лайонс, проживающая отдельно от старика в Кумби-Треси - все они переливаются сочными самобытными красками, которые являются частью палитры мастера своего дела - Артура Конан-Дойля.

Мистер Стэплтон увлекается энтомологией и знает Гримпенские болота, как свои пять пальцев. Старик Фрэнкленд - профессиональный сутяжник и по совместительству астроном-любитель. Жертва несчастной любви Лаура Лайонс, стремящаяся к независимости, вынуждена зарабатывать скудные средства к существованию, набирая тексты на печатной машинке. Доктор Мортимер, в свою очередь, увлекается сравнительной антропологией, вооружившись краниометром исследует черепа как давно умерших предков англосаксонской расы, так и своих современников - в те благодатные времена этими штудиями ещё можно было заниматься невозбранно, без опасений увидеть под окнами «черный воронок».

Довольно интересна структура произведения, линейное повествование подается вполне разнообразно - после отъезда из Лондона события сначала облекаются в эпистолярную форму - Ватсон пишет Холмсу пространные отчеты о своей деятельности,- а затем автор прибегает к формату дневниковых записей, ведущихся от лица Доктора. Привычный авторский стиль, кажется, стал ещё богаче - такой образности, атмосферности и даже поэзии в прозе вряд ли удастся найти в иных произведениях цикла о Шерлоке Холмсе. Сюжет на всем протяжении увлекателен и насыщен, повествование нигде не провисает, и каждая деталь, пусть даже незначительная, впоследствии может оказаться ключевой.

Если и есть в романе отдельные недочеты, то мне их разглядеть не удалось - какой аспект произведения ни затронь - сплошь положительные эмоции и впечатления. Рекомендовать эту книгу можно практически всем, независимо от возраста, особенно ценителям качественной приключенческой, детективной и даже мистической литературы. Для меня «Собака Баскервилей» в первую очередь не детектив, но, несмотря на полное отсутствие мистики, великолепный готический роман в духе Э.А. По и Г.Ф. Лавкрафта. Всем кому понравилась классическая советская экранизация «по мотивам» - книгу следует читать в обязательном порядке - фильм безусловно хорошо, но всё-таки для полного погружения в атмосферу, для чёткого уяснения всех нюансов и расстановки подводных камней читать оригинальное произведение просто необходимо. Как итог, перед нами нестареющая классика приключенческого жанра, которая никогда не утратит своей актуальности и мрачного очарования.

без сомнений, лучшее произведение в цикле о Холмсе. Этому способствовало, на мой взгляд, несколько моментов. Во-первых, это роман, тогда как большинство произведений из цикла - небольшие рассказы. В романе же Дойл сумел раскрыть полностью все стороны своего таланта, а значит и умения сыщика Шерлока Холмса, который снова умело распутал казалось бы совершенно невообразимую ситуацию. Во-вторых жанр - смесь детектива и некоего мистического начала. Этот прием - с одной стороны всегда здравомыслящий Холмс, а с другой стороны суеверия, древние легенды, проклятия рода и странные убийства, захватывают читателя и не оставляют его до самого конца. Читателю приходится выбирать между мистическим и рациональным. И это умелое балансирование, поочередные улики то в ту, то в иную сторону, не оставляют читател равнодушным, заставляя придумывать все новые и новые версии случившегося.

Эта захватывающая история о неком адском, злобном и мистическом существе, обитающем на торфяных болотах - семейном проклятии рода Баскервилей - вряд ли нуждается в комментариях: ее сюжет и герои знакомы каждому! Фамильные тайны, ревность, борьба за наследство, явление пса-призрака, интригующее расследование загадочных событий - всё это создаёт неповторимый колорит одного из лучших произведений детективного жанра. Это не детектив в чистом виде - в ней можно заметить элементы психологического романа, дневниковой прозы и, конечно же, готического романа ужасов.

Приятного чтения!

Оценка: 10

Иллюстрация С. Экоса (Sebastien Ecosse)

Знаменитый сыщик Шерлок Холмс и его друг помощник доктор Ватсон рассматривают трость, забытую в квартире на Бэкер-стрит посетителем, приходившим в их отсутствие. Вскоре появляется хозяин трости, врач Джеймс Мортимер, молодой высокий человек с близко посаженными серыми глазами и длинным торчащим носом. Мортимер читает Холмсу и Ватсону старинный манускрипт - легенду о страшном проклятии рода Баскервилей, - доверенный ему не так давно внезапно умершим его пациентом и другом сэром Чарльзом Баскервилем. Властный и умный, отнюдь не склонный к фантазиям, сэр Чарльз серьёзно относился к этой легенде и был готов к тому концу, который уготовила ему судьба.

В давние времена один из предков Чарльза Баскервиля, владелец поместья Гуго, отличался необузданным и жестоким нравом. Воспылав нечестивой страстью к дочери одного фермера, Гуго похитил её. Заперев девицу в верхних покоях, Гуго с приятелями сел пировать. Несчастная решилась на отчаянный поступок: она спустилась из окна замка по плющу и побежала через болота домой. Гуго бросился за ней в погоню, пустив по следу собак, его товарищи - за ним. На широкой лужайке среди болот они увидели тело беглянки, умершей от страха. Рядом лежал труп Гуго, а над ним стояло мерзкое чудовище, похожее на собаку, но гораздо крупнее. Чудовище терзало горло Гуго Баскервиля и сверкало горящими глазами. И, хотя записавший предание надеялся, что провидение не станет карать невинных, он все же предупреждал своих потомков остерегаться «выходить на болота в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно»,

Джеймс Мортимер рассказывает, что сэр Чарльз был найден мёртвым в тисовой аллее, неподалёку от калитки, ведущей на болота. А рядом врач заметил свежие и чёткие следы... огромной собаки. Мортимер просит совета Холмса, так как из Америки приезжает наследник поместья, сэр Генри Баскервиль. На следующий день после приезда Генри Баскервиль в сопровождении Мортимера посещает Холмса. Приключения сэра Генри начались сразу же по приезде: во-первых, у него в гостинице пропал ботинок, а во-вторых, он получил анонимное послание с предупреждением «держаться подальше от торфяных болот». Тем не менее он полон решимости ехать в Баскервиль-холл, и Холмс отправляет с ним доктора Ватсона. Сам же Холмс остаётся по делам в Лондоне. Доктор Ватсон шлёт Холмсу подробные отчёты о жизни в поместье и старается не оставлять сэра Генри одного, что довольно скоро становится затруднительным, так как Баскервиль влюбляется в живущую неподалёку мисс Стэплтон. Мисс Стэплтон живёт в доме на болотах с братом-энтомологом и двумя слугами, и брат ревниво оберегает её от ухаживаний сэра Генри. Устроив по этому поводу скандал, Стэплтон затем приходит в Баскервиль-холл с извинениями и обещает не препятствовать любви сэра Генри и своей сестры, если в течение ближайших трёх месяцев тот согласен довольствоваться её дружбой.

Ночью в замке Ватсон слышит женские рыдания, а утром обнаруживает жену дворецкого Бэрримора заплаканной. Самого же Бэрримора ему и сэру Генри удаётся поймать на том, что тот ночью подаёт свечой знаки в окно, и с болот ему отвечают тем же. Оказывается, на болотах прячется беглый каторжник - это младший брат жены Бэрримора, который для неё так и остался лишь озорным мальчуганом. На днях он должен уехать в Южную Америку. Сэр Генри обещает не выдавать Бэрримора и даже дарит ему что-то из одежды. Как бы в благодарность Бэрримор рассказывает, что в камине уцелел кусочек полусгоревшего письма к сэру Чарльзу с просьбой быть «у калитки в десять часов вечера». Письмо было подписано «Л. Л.». По соседству, в Кумб-Треси, живёт дама с такими инициалами - Лаура Лайонс. К ней Ватсон и отправляется на следующий день. Лаура Лайонс признается, что хотела просить у сэра Чарльза денег на развод с мужем, но в последний момент получила помощь «из других рук». Она собиралась объяснить все сэру Чарльзу на следующий день, но узнала из газет о его смерти.

На обратном пути Ватсон решает зайти на болота: ещё раньше он заметил там какого-то человека (не каторжника). Крадучись, он подходит к предполагаемому жилищу незнакомца. К немалому своему удивлению, он находит в пустой хижине нацарапанную карандашом записку: «Доктор Ватсон уехал в Кумб-Треси». Ватсон решает дождаться обитателя хижины. Наконец он слышит приближающиеся шаги и взводит курок револьвера. Вдруг раздаётся знакомый голос: «Сегодня такой чудесный вечер, дорогой Ватсон. Зачем сидеть в духоте? На воздухе гораздо приятнее». Едва успевают друзья обменяться информацией (Холмс знает, что женщина, которую Стэплтон выдаёт за свою сестру, - его жена, более того он уверен, что именно Стэплтон его противник), как слышат страшный крик. Крик повторяется, Холмс и Ватсон кидаются на помощь и видят тело... беглого каторжника, одетого в костюм сэра Генри. Появляется Стэплтон. По одежде он тоже принимает погибшего за сэра Генри, затем огромным усилием воли скрывает своё разочарование.

На следующий день сэр Генри в одиночестве отправляется в гости к Стэплтону, а Холмс, Ватсон и прибывший из Лондона сыщик Лестрейд, затаившись, ждут на болотах неподалёку от дома. Планы Холмса едва не сбивает ползущий со стороны трясины туман. Сэр Генри уходит от Стэплтона и направляется домой. Стэплтон пускает по его следам собаку: огромную, чёрную, с горящей пастью и глазами (они были намазаны фосфоресцирующим составом). Холмс успевает застрелить собаку, хотя сэр Генри все же пережил нервное потрясение. Возможно, ещё большее потрясение для него - известие о том, что любимая им женщина - жена Стэплтона. Холмс находит её связанной в дальней комнате - наконец она взбунтовалась и отказалась помогать мужу в охоте на сэра Генри. Она же провожает сыщиков в глубь трясины, где Стэплтон прятал собаку, но никаких следов его найти не удаётся. Очевидно, болото поглотило злодея.

Для поправки здоровья сэр Генри с доктором Мортимером отправляются в кругосветное путешествие, а перед отплытием посещают Холмса. После их ухода Холмс рассказывает Ватсону подробности этого дела: Стэплтон - потомок одной из ветвей Баскервилей (Холмс догадался об этом по сходству его с портретом нечестивца Гуго), не раз был замечен в мошенничестве, но ему удавалось благополучно скрываться от правосудия. Это он был человеком, предложившим Лауре Лайонс сначала написать сэру Чарльзу, а затем вынудившим её отказаться от свидания. И она, и жена Стэплтона были целиком в его власти. Но в решающую минуту жена Стэплтона перестала повиноваться ему.

Окончив рассказ, Холмс приглашает Ватсона поехать в оперу - на «Гугенотов».

Пересказала